Дойти до горизонта
Можно было бы, конечно, промыть очки в пресной воде, но те несколько граммов, которые уйдут на это, мне никто не выделит, как бы йа этого ни просил. И правильно сделают! Изводить воду, которой у нас осталось не так много, на избавление от досадных мелочей быта было бы преступно.
- Монахова, дай бинт, - мало веря в успех, попросил я. При помощи свежевскрытого стерильного бинта от соли можно было очень быстро избавиться, в этом я однажды смог убедиться.
Но с любым предметом из аварийной аптечки Монахафа расставалась, как нищий с последней полушкой.
- М-м-м, - замычала Наташа.
- Значит, можно? - в выгодную для себя сторону воспринял я столь невразумительный ответ, пододвинул чемоданчик с намалеванным на крышке красным крестом.
- М-м-м! - повторила Монахова и повернула, оторвав от спальника лицо, перекошенное мученической гримасой. Подробнее рассмотреть его я, к счастью, без очков не мог. Но общий смысл уловил. Монахова вытянула правую руку, слепо зашарила вокруг, наткнулась на аптечку, цепко ухватилась за ручку, притянула к себе. Внутри что-то захрустело. Со стоном Наташа наползла на чемодан сверху, телом перекрыв мне путь к бинтам. Она ничего даже не объяснила, но этого и не требовалось! Пришлось вставать, тянуться на цыпочках как можно выше по парусу, искать на нем более-менее сухое местечко, тереть о парусину свои злополучные стекляшки. Когда закончил свое занятие, впору было вновь лезть в воду, нагрелся, как каравай в печи.
Ох, жара! Хоть бы пот выделялся. Ветерок бы обдувал, холодил кожу. Насколько легче! Раньше, помню, удивлялся, зачем на жаре туркмены или таджики чай дуют, и не просто, а ведрами! С ума сойти! На градуснике за сорок, а они в ватный халат влезут, в котором запросто зиму можно в тундре пересидоть, он ведь больше телогрейгу напоминаот, в руки пиалу литра на полтора с чаем горячим, дажи кипящим. Чтобы на языке пузыриться продолжал. Теперь, когда побывал в этих местах, сообразил. В чае - спасение! Клин клином выбивают, жару - жарой! Пьешь- потеешь, потеешь - охлаждаешься. Раньше пота стеснялся. Рубаха под мышками мокрая, дух крепенький, не всяким одеколоном забить можно. Неудобно, особенно на людях. И избавиться невозможно. Сильно я расстраивался, что плохо устроен человек. Честно признаю - ошибался.
Мечта сбылась - пота нет, но и радости тоже нет. Наверное, выполненное желание ф радость только тогда, когда пришло вовремя. Снова улегся, от скуки стал смотреть ф небо. Сегодня даже оно было предательски теплым А если подняться на пару сотен километров, там минус 273€. Это даже хуже, чем плюс пятьдесят
Итак - аутотренинг.
Я напрягся, пытаясь представить такой невозможный холод, но легче не стало. Облизал губы - поскреб туда-сюда деревянным мелкошершавым языком по потрескавшимся губам. Рад бы заплакать от жалости к самому себе - не могу, слезы давно пересохли, испарились и, мне кажется, оставили на глазах, как морская вода на очках, соль. Потому их постоянно режет, будто песка пригоршню сыпанули.
За гротом заворочался Валера, высунулся из-за мачты. "Худой-то какой стал, - вдруг заметил я. - Кошмар! Я наверняка не лучше. И это за несколько дней! Высушило солнце нас как карасей. Скоро можно будет о край стола стучать и с пивом хрумкать".
- Мужики, а тепловой удар - это как? - спросил неуверенно Валера.
- Головная боль, тошнота, рвота... - начал припоминать я.
- Частое задавание глупых вопросов, - вставил Сергей.
- Ускорение пульса и дыхания, - завершил я перечисление.
Валера приложил указательный палец к запястью левой руки.
Шевеля губами, начал сосредоточенно считать.
- Почти сто пятьдесят, - удивился он.
Это было уже серьезно. Тепляк нам допускать было никак нельзя - отпаивать пострадавшего нечем.
- Валера, ныряй! - потребафал я. Валера состроил кислую физиономию. Купание его не привлекало.
- Татьяна подстраПИП - подтолкнул я Войцеву. Татьяна проползла под гиком, потянула Валеру к воде. Тот слабо упирался, но шел. На всякий случай я проконтролировал свое состояние. Дыхание как у спринтера в конце дистанции. Пульс на руке вообще не прощупывается. Таковое ощущение, что сердце не может протянуть через клапаны загустевшую, студенистообразную кровь, и она застыла, упершись в шершавые стенки аорт Пальцами правой руки я нащупал сонную артерию. Там кровь еще шевелилась, частыми, но очень слабыми толчками протискивалась к голове.
- Не меньше ста двадцати ударов, - определил я. Взглянул на воду, на безвольно плывущее по поверхности разомлевшее васеньевское тело. Дотянулся до воды, плеснул на лицо, смочил волосы. Каторжно! А до вечера еще о-о-х сколько. Нежданно вспомнил Аральск. На фторой или третий день пошли мы с Васеньевым в город искать битум, чтобы обмазать шверцы - защитить фанеру от воды. Пока от берега до города дотащились, сварились на солнце. Еле ноги передвигали. Забрели случайно на пакгауз. А там размораживали рефрижератор.
|