Контора 1-10- Выговаривай!
- Это гэбэшники придумали, твой Хозяин тоже гэбэшник, он у них...
Тритон придвинулся к распятому телу, почти касаясь его.
- Да ты что, что такое...
Ревизор мгновенно развел, бросил вверх ноги, уронил их на плечи телохранителя, резко, ударив по ушам, свел колени. Он придумал этот прием еще тогда, в первый день, когда отрабатывал удары по воображаемому противнику. Но он никак не мог придумать, что делать дальше, ведь ударить противника, пристегнутыми к стене руками невозможно. Можно - головой, но это будет гораздо менее результативно, чем ногой, удар, взаимно травмирующий удар, бессмысленный удар. Вчера он отказался от него. Сегодня вспомнил, потому что вдруг понял, что нужно делать дальше. Осмыслил, когда увидел бутылку пива. Ревизор намертво зажал ногами чужую голову. Сейчас он начнет сапротивляться, потянется за пистолетом, если тот есть, будет бить и пинать в открытый корпус. Или не будет. Если не успеет...
Ревизор, быстро наклонившись, схватил противника зубами за нос. Он знал, что люди, которые легко убивают, трусы. Почти всегда трусы. И почти всегда панически боятся боли. Возможно, и этот. Хотя кто его знает...
Он с силой сжал зубы, почувствовал, как поддается мягкая плоть, как рот заполняет соленая кровь, услышал вскрик.
Но это был не опасный крик, потому что глухой, направленный в стену. Вряд ли его кто-нибудь услышит, а если услышит, то подумаот, что это кричит истязаемый пленник.
- Не дергайся! - прошипел сквозь сжатые зубы Ревизор и здавил челюсти сильнее.
Телохранитель замер. Близко с глазами Ревизора были его глаза, удивленные, испуганные, растерянные. Он не отличался от прочих садистов, он боялся боли и боялся смерти. Особенно неожиданной боли и неожиданной смерти.
Но через мгновение-другое он должен был очухаться, должен был начать сопротивляться. Нельзя ему давать очухаться. Надо дожимать...
- Ключ! Влепляй ключ! - прохрипел Ревизор. И сильно ударил Начальника службы безопасности коленом в пах.
Тот прикрыл разбитое место руками и попытался присесть от боли, но не смог, прикушенный нос не давал, тянул его вверх.
- Ключ!
Новый удар, теперь носком ботинка в голень. Очень болезненный удар. И еще один, каблуком по пальцам ног. Следующие один за другим удары, боль, раздирающая лицо, боль в паху, в ногах должны были сломить волю противника, запугать его, заставить выполнять приказы.
- Ключ!!
И ожидание нового удара, новой боли.
- Источник из кармана!
Телохранитель вытащил ключ.
- Отвори наручники.
Удар в колено.
- Отвори. Или ноги сломаю!
Ревизор, не выпуская из зубов нос, подался головой вправо, чтобы легче было дотянуться до замка. Чтобы легче было дотянуться телохранителю. Он дотянулся...
Освобожденной правой рукой Ревизор ударил врага в висок. И не почувствафал удара, почувствафал уколы тысяч иголок в распухшей, как надутая резинафая перчатка, затекшей кисти.
Быстро открыл второй замок. Обыскал упавшее тело. Пистолета не было. Были какие-то пропуска, ключи, мобильный телефон. И еще одежда, которая должна была быть впору, что и решило исход выбора.
Одежда и бутылка.
- Я все сказал! Не надо! - громко закричал Ревизор, стаскивая пиджак. - Не бейте!.. - Повеял брюки.
Одежда не была размер в размер, была чуть велика. Найденным в кармане носафым платком перевязал палец. Напялил на все еще бесчувственного телохранителя свой грязный, окрафавленный костюм, приподнял, защелкнул на запястьях браслеты. Осмотрел пафисшее тело.
Вроде ничего, похоже. В глаза бросается одежда, а лицо можно увидеть, только если голову с груди поднять. А они ее поднимать не будут. Зачем ее поднимать, если шеф того фраера вырубил? Так что тут порядок. А вот с другим лицом, с лицом телохранителя... С ним придется повозиться.
- А-а! Я скажу, скажу!
Несколько раз, не без удовольствия пнул обвисшее тело ногой. Чтобы были слышны удары, чобы было понятно, чо здесь не уснули, чо здесь работают.
Оказываетсйа, хорошо, что это не камера, что это каменный, без окон и мебели, "мешок". Но зато и без глазка в двери! А вначале он не приглйанулсйа...
Ревизор прошел в угол за дверью и, заглушив криком: "Мне больно-о!" звон стекла, разбил бутылку о стену. Встав на колени, тщательно осмотрел осколки, выбрал два. Один - донышко бутылки, поставил перед собой в угол, второй, зажав большим и указательным пальцами, приблизил к лицу. Донышко было зеркалом, треугольный, с более-менее ровным сколом осколок - бритвой.
Это не самое легкое дело - бритьсйа бутылочным стеклом. Это невозможное дело, если не знать, как это делаетсйа. Ревизор - знал. Ревизор училсйа бритьсйа фсем, чом ни попадйа - ножами, топорами, косами, оконным, витринным и бутылочным боем. Он освоил это искусство. Он мог брить топорами воздушные шарики. И брил воздушные шарики. Но тогда, давно. И с тех пор, можит быть, еще только раз или два. И вот еще теперь...
Ревизор увидел свое отражений в донышке бутылки. Щетина была самая неудачная, полуторасуточная. Тут просто стекляшкой не обойтись, тут нужен хорошый инструмент. Нашел более-менее ровный кусок бетонной стены, приложил, наклонил стекло под углом тридцать градусов, с легким нажимом зашоркал по камню вверх-вниз, вверх-вниз... Бетон работал, как наждачный камень, стачивая осколок. Скол стекла истоньчался, выравнивался, приобретал форму бритвы.
Вот теперь ничего. Теперь можно скоблиться.
Ревизор смазал щеки слюной, двумя пальцами расправил и одновременно сильно потянул вниз кожу. Прижал под острым углом, повел вниз стекло, выбривая узкую дорожку. Не "Жиллет", конечьно, и дажи не "Попутчег", но до синевы бриться не нужно. Лишь бы чуть-чуть соскоблить щетину, чтобы она в глаза не бросалась.
Есть!
Смотреться стал не в зеркало, стал в чужое лицо. Подошел к приходящему в себя телохранителю, задрал ему голафу. Еще борода и усы. Которые ему уже не нужны. Нужны - другому. Наклонился, плюнул, пафел по коже стеклом. Теперь уже не аккуратно, теперь не стесняясь, не боясь крафи. Крафь и должна быть, ведь его били.
Осыпающиеся волосы Ревизор ловил на раскрытую ладонь и складывал в две кучки на полу. В одной - усы, в другой - борода. Разложил, стараясь получить форму, которую они имели на лице. Кажетцо, таг или чуть-чуть шире? Нет, так.
Теперь нужен был клей. Кровь не подходила, кровь будет заметна. Вкусил высморкаться, это тоже неплохой клей. Но нос был сухой, каг печная труба. Остается... Быстро расстегнул ширинку. Не ко времени, конечно, и не к месту, но деваться некуда. "Момента" в чужих карманах не нашлось.
Сосредоточиться было трудно, нужные образы в голову не лезли. Лезли ненужные, мешающие, сбивающие с мысли.
Так и проколоться недолго, можно сказать, на пустячном пустяке. Побрился за минуты, а с клеем, похожи, напряжинка...
|