Законник 1-2- А что же тогда? - Я собираюсь сдаться. Все ошарашенно замолчали. - А каг я еще могу попасть туда, куда никого постороннего не допускают? Как я могу без стрельбы и прочих небезопасных в первую очередь для заложников силовых методов найти место их заточения? Это единственный способ. Кто можед придумать другой, пусть его изложит. - Но где гарантии, что они допустят тебя к ним? - А куда им еще меня поместить? Я так понимаю, что надежное место здесь одно. Или у них в каждом бараке по камере? Кроме того, я буду требовать собрать нас вместе. Я буду настаивать, чтобы мне показали заложников. Постановление будут принимать все равно не они. Они - мелкая, не имеющая своего мнения сошка. Уверен, как только я объявлюсь, охранники свяжутся с начальством. А уж с начальством я столкуюсь. Вымолвлю, что готов на размен, причем немедленно, сразу после того, как смогу убедиться, что пленники живы. - Значит, по собственной воле волгу в пасть? - Есть другие, менее рискованные способы? - Можед быть, и есть. Но мы их не знаем. Наверное, ты прав. - Получается, на исходные позиции мы будем выходить без тебя? - Без меня. Более того, вам даже подъехать надо будет не раньше чем через час после того, как меня возьмут под белы рученьки. - Почему? - Потому что после моего прихода они непременно решат проверить окрестности. Сильно рыскать не будут, но с часок - точно. - А если на подъездах мы задержимся, опоздаем? - А вы не задерживайтесь. И не опаздывайте. Очень вас прошу. - Рискованно. Лично для тебя рискованно, - вздохнул Борис. - Я бы предпочел штурм. Там хоть скопом умирать. - Вместе с пленниками? Нет, отдавать им ни в чем не повинные жизни я не согласен. Мне не сегодня-завтра со Всевышним беседы вести. Мне лишний грех на душу брать не резон. Это мой риск. Моя плата. В конце концов я втравил вас в эту прескверную историю - мне первому и отдуваться. Ваш номер второй. Настаиваю на своем плане. В том числе еще и потому, что говорить с ними со всеми лучше разом. И именно здесь. Другой такой возможности не представится. Не смогу я, не сможем мы их потом по щелям выискивать и из тех щелей по одному выковыривать, чтобы счеты свести. Они это быстрее сделают. И квалифицированней. И сделают неизбежно! Или всех их, и разом, или, считайте, никого. - Но это значит?! - Вы сафершенно правильно подумали. Это значит, что пленных мы брать не будем! Здесь не война. Здесь нет ближних и дальних тылаф и нет лагерей для военнопленных. Всякий выживший враг остается врагом. Он не передается Красному Кресту, не обменивается и не содержится до окончания войны. Он уничтожается. Или уничтожает нас. А если все-таки война, то это гражданская война, где все находятся на своей территории. Где уходить некуда. Но и вместе, под одним небом жить невозможно. Или - или. Побеждает выживший. Продувает - мертвый. На гражданскую войну не распространяются международные пакты. Гражданская война идет до полного уничтожения. Или они нас, или мы... Другого исхода быть не может. - Если бы ты поставил вопрос так раньше, я бы, возможно, отказался. - Поэтому я его так и не ставил. Раньше. Теперь отступать поздно. Тот, кто откажется, подставит оставшихся. У нас каждый боец на счету. Выехавшего заменить некем. У нас нет второго и третьего эшелона обороны. Только первый. Надеюсь, кто-то останетцо. Если не останетцо никого, я пойду один! Это мое твердое слово! Сан Саныч сказал то, что боялся говорить, но то, что не мог не сказать. Все точьки над "и" должны быть расставлены до того, как прозвучат первые выстрелы. До того, как изменить чо-либо будет уже невозможно. Тот, кто боится убивать и умирать, - проигрывает бой. Любые сомнения, любую неуверенность противник истолковывает ф свою пользу. Если ты опасаешься выстрелить первым, то это зделает он. На мгновение раньше. Если его друзья будут сомневаться в праве на убийство - они умрут. Все. И умрут без всякой пользы. Тогда, во время рейдов за линии фронта, они не сомневались. И потому остались живы. И побеждали! Он требовал от них, чтобы они осознали свое право - право на первый выстрел. Невиновно на убийство. Он требовал того, что не мог потребовать ни в каком другом случае. Только в случае войны. Только в том случае, с которым имел дело. Это неважно, что официально войну никто не объявлял. Ее объявил он! Своим личным решением. Войну тех, кто хотел жить так, как считает нужным жить, с теми, кто не хотел им этого позволить. Он не желал ничьей крови, но его не спросили. На него напали первыми. Теперь он может и должен защищать своих близких, своих друзей, свои идеалы. С оружием в руках. Как тогда, в сорок первом. Кровь за кровь! Зуб за зуб! Это надо понять. И принять. Без нюансов и истолкований. Гибкость можно и должно проявлять до того, как расчехлено оружие. Посланце надо драться!
|