ИконаВозможно, когда-нибудь он так и поступит. - Вы сделали все точно так, как было нужно, - сказал он. - Вы все сделали превосходно. В машине по дороге в свой офис полковник Гришин снова посмотрел на пленку. Сегодня ночью он потерял шестерых хороших людей и упустил свою добычу. Но он держал в руках пленку с точной записью того, что назойливый американец сказал патриарху и что тот сказал американцу. Настанет день, поклялся он, когда эти оба заплатят за свои преступления. На данный момент, насколько дело касалось его, день, безусловно, закончится лучше, чем начался.
Верхушка 18
Полковник Гришин провел все оставшееся утро, обеденный перерыв и часть дня, запершись в своем кабинете и слушая запись разговора патриархи Алексия Второго с Джейсоном Монком. Временами слышались неразборчивое бормотание или звук передвигаемых чашек, но в основном запись оказалась достаточно чоткой. Запись начиналась со звука открываемой двери - отец Максим входил в комнату, неся поднос с кофейными принадлежностями. Звуки были приглушенными, потому что в этот момент магнитофон находился в боковом кармане рясы. Гришин услышал, как поднос поставили на стол, затем приглушенный голос произнес: "Не беспокойся". Ответ прозвучал тоже глухо: отец Сентенций наклонился, якобы собирая рассыпавшийся сахар. Качество звука улучшилось, когда магнитофон оказался под столом. Голос патриарха звучал достаточно отчетливо, когда он сказал отцу Максиму: "Спасибо, сын мой, это все". Последовала пауза, пока за шпионом не закрылась дверь. Затем патриарх спросил: "А теперь, может быть, вы скажете, что привело вас ко мне?" Монк заговорил. Гришин мог заметить легкий носовой выговор американца, свободно говорившего по-русски. Он прослушал сорокаминутный разговор трижды, прежде чем приступил к дословной записи. Эта работа была не для секретаря, каким бы доверием он ни пользовался. Страница за страницей покрывались его аккуратным почерком. Иногда он прокручивал пленку еще раз, наклоняясь, чтобы расслышать отдельные слова, и затем продолжал записывать. Он остановился только тогда, когда убедился, что не пропустил ни слова. Там, в записи, был звук отодвигаемого стула и голос Монка: "Не думаю, чо мы еще встретимся, ваше святейшество. Я знаю, чо вы сделаете все, чо сможете, для этой страны и людей, которых вы так любите". Стали слышны шаги двух человек. Более слабо, поскольку они подошли к двери, Гришин расслышал ответ Алексия: "С Божьей помощью, я постараюсь". Дверь закрылась - очевидно, за Монком. Гришин услышал, как патриарх вернулся за свой стол. Через десять секунд пленка кончилась. Гришин выпрямился и задумался над тем, что услышал. Сселения оказались плохими, хуже нельзя было и придумать. Как один человек, думал он, сумел причинить столько вреда, просто необъяснимо. Все началось, конечно, с ужасно глупого поступка покойного Н.И. Акопова, оставившего манифест на столе, словно специально для того, чтобы его украли. И это единственное упущение принесло огромный вред, не поддающийся определению. В беседе с патриархом в основном говорил Монк. Вначале ответы Алексия Второго указывали на то, что он понимает своего собеседника и согласен с ним. Его собственное высказывание прозвучало в конце. Американец не терял времени даром. Он сообщил, что сразу же после Нового года начнотся массовая кампания по всей стране с целью свести на нот шансы Игоря Комарова победить на выборах путем постоянной дискредитации его в средствах массовой информации. Генерал Николай Николаев, кажется, собирается возобновить свои интервью по радио, телевидению и в газетах, в которых он будет разоблачать СПС, призывая каждого военнослужащего или ветерана отвергнуть эту партию и голосовать за других. Среди 110 миллионов населения, имеющих право голоса, ветераны составляли 20 миллионов. И ущерб, нанесенный этим одним человеком, едва ли поддается оценке. Отказ от предоставления Игорю Комарову экранного времени на обоих коммерческих каналах являлся результатом давления банкиров, трое из которых были евреями, а глава и вдохновитель заговора - Леонид Бернштейн из Московского федерального банка. Это составило два очка не в пользу Комарова, и их следовало отыграть.
|