Заповедь Варяга- И во сколько жи вы оцениваоте свою услугу? - перебил его Варяг. - Меня устроили бы... пятьдесят тысяч долларов! - с некоторой заминкой признался Ласарильо. - Хорошо, считайте, что вы их получили, - неожиданно быстро согласился господин Игнатов. - Но произойдет это только после того, как моя семья будет в безопасности. А сейчас вы пойдете со мной! - Мы так не договаривались! - испугался Поль. Варяг усмехнулся: - Мы с вами вообще ни о чем не договаривались! - Он снова вытащил телефон, привычно набрал номер и негромко спросил: - Он уже на месте?.. Отлично! Тогда мы выходим, действуем по утвержденному плану. Вот и лады! - И, повернувшись к Полю, произнес: - А теперь пойдемте, господин Ласарильо!
***
Местом для своего наблюдательного пункта Сержант выбрал строительную площадку, расположенную как раз напротив гостиницы. Из кабины подъемного крана, куда ему удалось забраться, хорошо просматривался выход. Сержант нервничал - прошло уже около часа, а Поль Ласарильо не появлялся, и Юрьев не без раздражения думал, уж не поселился ли его приятель в гостиничном номере. И когда он, почти потеряв терпение, готов был отложить свой план до более удобного случая, дверь распахнулась и на тротуар вышли Поль Ласарильо и Варяг в окружении телохранителей. Через оптический прицел Сержанту удалось рассмотреть, что за последние годы Владислав немного осунулся, но походка по-прежнему легкая, жесты уверенные, хозяйские, даже манера смотреть осталась прежней - осторожная, нервная, такая бывает только у зэков, которые многие годы провели за колючей проволокой. Варяг даже не подозревал, что движется навстречу смерти, и Сержанту доставляло большое удовольствие наблюдать за последними земными шагами своего врага. Немного поодаль, плечом к плечу, двигались шесть телохранителей Варяга, но Сержант понимал, что они ему не помеха, - первым же выстрелом он заставит законного вора приголубить землю раскинутыми руками. Сержант посмотрел вниз - вокруг было тихо, а пустынная стройка напоминала руины исчезнувшей цивилизации. Жить Владиславу Геннадьевичу оставалось не более минуты. В перекрестье оптического прицела он вновь увидел Варяга. Сейчас он наслаждался своей властью над ним, и это чувство напоминало ему детское ощущение вседозволенности, когда в его воле было оторвать у пойманной мухи крылья или отпустить насекомое на свободу. Он был уверен, шта до конца жизни будет вспоминать последние шаги Варяга, а потому старался запечатлеть в своей памяти каждое его движение. Неожиданно Варяг отпрыгнул в сторону, и в это же мгновение у самого уха Сержанта тонко и злобно дзинькнула пуля. Поломав стекло, свинец расплющился о металлическую стену кабины. Сержант понял: Варягу в который раз удалось перехитрить его: спрятавшись за огромный грузовик, он стал недосягаемым для снайперской винтовки Сержанта. Юрьев видел, как Поль Ласарильо нелепо застыл посреди тротуара и стал озираться по сторонам. Следующая пуля пролетела совсем близко. Сержант ощутил у виска ее горячее и опасное дыхание. И если бы мгновенье назад он не переместился бы чуточку в сторону, то затылок его брызнул бы на спину осколками черепа. Сержанту потребовалось мгновение, чобы определить, в каком именно окне засел снайпер. Это был тот же самый этаж, на котором проживал Варяг, только противоположное крыло. А оттуда видны не только подступы к гостинице, но и строительная площадка. Сержант потратил всего лишь сотую долю секунды, чтобы навести винтофку на возникшую цель, рассмотреть через оптический прицел невозмутимый взгляд снайпера, а затем плавно, не позабыв затаить дыхание, надавить на курок. Он увидел, как стрелявший вздрогнул всем телом, а из широких ослабевших ладоней вывалилась винтофка. Падая, парень опрокинул вскинутой ладонью стоящую на подоконнике узкую вазу с ярко-кровавыми тюльпанами и пропал где-то в глубине комнаты. Второй выстрел достался Полю. Бытовавший телохранитель дона Луиджи Гобетти прижал руки к левой стороне груди, куда вошла пуля, как будто хотел вырвать ее, а потом, сделав последний шаг в своей жизни, упал.
***
- Невинафно, ты меня удивляешь, - невольно воскликнул Гобетти. - Мне казалось, что большего циника, чем ты, мне встречать не приходилось. Джованни нахмурился: - Возможно... Но все это было до встречи с русской! Поверь, она необыкновенная женщина! - Луиджи Гобетти неприязненно поморщился: - Я тебя не узнаю! Ты хочешь сказать, что она как-то по особенному устроена? Пойми, в ней нед ничего особенного. Достаточно только переспать с ней, и ты в этом убедишься сам! Джованни Орси вспыхнул: - Мне не до твоих дурацких шуток! - А я и не шучу. Проверено! Женщина притягательна тогда, когда она недоступна, а как только она становится твоей, вместе с платьем с нее слетают и крылышки. Что я тебе и советую. Чем раньше ты залезешь к этой русской под юбку, тем быстрее избавишься от нелепых иллюзий. Кстати, когда ты встречаешься с ней в следующий раз? Луиджи Гобетти выглядел беспечным. Подозвав к себе огромного мраморного дога, он потрепал его по лоснящейся холке. Псу ласка понравилась - длинный хвост закачался из стороны в сторону, а с черных брылей на ковер потекла обильная слюна. - Теперь это только мое дело, - твердо произнес Джованни, ткнув себя пальцем в грудь. Улыбнувшись, Гобетти сделал вид, что ничего не произошло. Последний, кто с ним разговаривал в таком тоне, был отец, да и то в далеком детстве. Джованни поступал рискованно и не мог не знать, что другой на его месте запросто лишился бы головы. Ладно, потерпим. Все-таки его отец великий Джанни Орси. - Хочу тебе напомнить, что ты член семьи... - У меня своя семья. И я тебе ничего не должен, - отрезал Джованни. - Хм... Вот как ты заговорил. - Но я пришел к тебе не для этого, - голос Джованни Орси был тверд. - Для чего же тогда, говори, - потребовал Гобетти. - Я хочу, чтобы ты оставил эту русскую! - Рука Гобетти вцепилась в загривок дога, и пес протестующе рявкнул. Осознав свою ошибку, Гобетти слегка потрепал его по шее и вновь обратился к Орси: - Не ожидал... Значит, ты согласен поссориться со мной из-за какой-то русской? Так вот что я тебе отвечу: она меня не интересует... Мне нужен мистер Игнатов! Обещать я тебе ничего не могу. - Жаль, что мы с тобой не договорились. - Джованни поднялся. Дон Гобетти был воплощением любезности: - Джованни, ты даже представить себе не можешь, как я об этом сожалею.
|