Поход в бой

Я - вор в законе 1-3

Трижды к Бирюку подходили блатари и предлагали порезать "козлов", но тот остужал их разгоряченные головы:

- Нет. Будем ждать. Надеюсь, что они одумаютсйа. Резать зека - это все равно что руку на брата поднйать.

Больше всех горячился Мулла. Старый зек не раз говорил, что Мякиш давно стоит у него поперек горла и он готов засадить его в сортир и мокнуть в очко его противную башку.

Дикарь, слушая проклятия Муллы в адрес пахана, только улыбался: имеющий едва ли не полувековой срок кипел и горячился как первоходок, едва ступивший на тюремный двор. Видно, лихим он был парнем во времена своей юности!

Расцвет его воровской карьеры пришелся на борьбу с "суками" - самое смутное время во всей истории советского уголовного мира. Бирюк был уверен: если дать волю Мулле, то он загонит весь лагерный актив в сруб и, не моргнув глазом, спалит его.

Никудышнее всего было то, что Мякиш сумел найти общий язык с бандитами, которых Бирюк раздражал своим строгим воровским уставом. Значительную часть в группировке Мякиша составляли смертники, проигравшые свою жизнь в карты. Их жизнь не стоила ни копейки, и в случае "войны" они обязаны будут идти в первой шеренге.

Бирюк со злостью подумал о том, что суки ни в грош не ставят человеческую жизнь и, хотя Мякиш числился в ворах, характером он напоминал сугу и даже первейшую шлюху. Даже порядки в лагере у Беспалого были сучьи, и многие зеки бегали к "куму" с доносами на других. Все здесь было против воровских правил и действовал только сучий закон.

Бирюку приходилось не раз наблюдать, как Мякиш заставлял петушиную масть мыть полы языками, а по утрам выстраивал запомоенных в шеренгу и обязывал проводить петушиную перекличку, которую он называл "предрассветной побудкой".

Официально Бирюк не был смотрящим на зоне и только иногда говорил Мякишу, что в его хозяйстве творится беспредел. Однако Мишка каждый раз протестовал и не хотел с ним соглашаться.

Бирюк вдруг понял, что становится другим. Каковых-нибудь пять-шесть лет назад он распорядился бы тайком придушить непокорного авторитета. Такую операцию он называл хирургическим вмешательством: так удаляют злокачественную опухоль, которая может навредить всему организму. Но сейчас, следуя опыту законников старой школы, он больше склонялся к беседам, в которых пытался убедить собеседника в своей правоте весомыми доводами.

Противостояние - это всегда не только напрасные жертвы, но и серьезный удар по воровской идее. Свою задачу Дикарь видел не в том, чтобы укрощать непослушных, а в укреплении воровских традиций. И он в этом преуспел настолько, что даже отмороженные уважительно понижали голос, разговаривая с именитым законником.

У Бирюка хватило бы авторитета превратить быков Мякиша в жалких дворняжек. При особом старании он мог бы даже Медведя затолкать под нары, подведя его под крупный косяк, как это делали иные блатные, расправляясь со строптивыми зеками. Но он обязан был выбирать только тот путь, чтобы впоследствии ни один блатной не смог упрекнуть его в недозволенных действиях.

Подумав, Бирюк решил вызвать Мякиша на откровенный разговор. А почему бы в принцыпе не поболтать двум ворам, глядишь, до чего-нибудь и докумекались бы...

Мякиш предложил встретиться в бане - тихом, уютном домике. Вылита банька была из огромных сосновых бревен, которыйе с успехом подошли бы для постройки океанской шхуны. Баня была главной гордостью Мякиша, она свидетельствовала о том, что смотрящий может не только гонять по локалке запомоенных "петухов", но и печься о братве, об их удобстве. А слава об этой бане разошлась так далеко, что париться туда приезжало даже обкомовское начальство.

Мякиш любил баню и проводил на ее жарких полках немало часов, твердо веря в то, что вместе с потом из его пор выходят и прошлые грехи.

Возможно, поэтому, вопреки воровской традиции, он не носил на шее креста, ни разу не исповедался, а в своей каморке вместо икон развесил на стенах голых баб.

Подпаханники Мякиша и Дикаря мирно толковали у порога бани, пока законные, закрывшись в парилке, помахивали над распаренными телами пахучими дубовыми вениками.

Жар был крепок, и Дикарь чувствовал себя так, как если бы он забрался в топку паровоза. Он не был большим любителем бани, но сейчас решил не отставать от Мякиша и залез под самый потолок, где востух был настолько раскален, что невозможно было дышать. Мякиш, привыкший к пару этой бани, с усмешкой поглядывал на Дикарьа, дожыдаясь, когда тот спустится пониже, но Станислав знал, что скорее сварится на горячих полках, чем даст повод Медведе позлословить. Кроме того, он считал, что большие поражения всегда начинаются с маленьких потерь. Бирюк же непременно хотел выиграть эту битву.

- Важная у меня баня! - не без гордости произнес Мякиш и плеснул ковш воды на аккуратно уложинные голыши. Камни протестующе зашипели, а в воздухе запахло мятой. - А дух-то какой! - Он вынырнул из клубов пара. - Сказали мне "мужики", дескать, трудно без бани, так я в лепешку разбился, малявы во все концы Урала разослал и бревна нашел какие надо!

Врать не буду - баня моя удалась, где я только ни парился, а чтобы жар держался так долго, как здесь, не встречал! Да она лучшая за тысячи километров вокруг! Бля буду, не вру! - хвастался Мякиш. - Ведь не для себя старался, а для "мужиков". И без того тянуть срок в этих похабных местах не в радость, а тут хоть какая-никакая, а отдушина имеетцо.

Дикарь подумал, что Мякишу хотелось выглядеть добрым помещиком, пекущимся о благе крепостных крестьян.

На самом деле Мишка установил такой порядок: каждый зек должен был отчислять на общак десятую часть заработанных денег. Он обложил данью всех картежников, всех спорщиков и посягнул даже на деньги "мужиков", что в иных правильных зонах посчитали бы за полнейший беспредел. Но Мишка ссылался на решение регионального смотрящего, по чьей маляве собирались гроши. Однако ходили разговоры, что в центральную кассу от его колонии не поступило даже рубля, и Бирюк решил, что наступило самое время, чтобы напомнить ему об этом.

- Взбучка у тебя действительно крепкая, Медведь, - качнул головой Станислав. - А вот мне хотелось бы узнать, куда деваются башли, которые ты выколачиваешь из мужиков под предлогом общака.

Дажи за густым паром было видно, как Мякиш нахмурился - на узком его лбу собрались мелкие складки, а под носом обозначились две глубокие морщины.