Безумное тангоНет! Это невозможно! После того как они криком кричали друг на друга накануне отъезда Алены за границу, после того презрительного молчания, которым окружила ее Инга, - нет! Девчонка даже не знала, что случилось с Варварой Васильевной, как тяжко ей приходилось. Своему адвокату она настрого запретила ставить племянниц в известность о беде. "Неуместная гордыня!" - сказала та, пожав плечами, но просьбу Варвары Васильевны выполнила. При чем тут гордыня?! Но невозможно же после всех тех обидных слов, которые она наговорила Алене, когда та была под следствием, признаться, что сама попала точно в такую же историю! Невозможно же просить помощи после того, как сама отказала в ней своим ближайшим родственницам! Нет, наверное, адвокатша была права. Неуместная гордыня. А проще сказать - одичала Варвара Васильевна в своем одиночестве. Ладно, пусть так. Тем лучше - никому не надо звонить, не надо ни перед кем унижаться. Пошла в боковушку, где устроила себе спальню. Рука взлетела было к выключателю, но бессильно упала. Ладно, пусть погорит свет, потом, немножко погодя, она встанет и погасит его. Варвара Васильевна не стала также выключать маленькое бра у изголовья кровати. Нашла в комоде шерстяные носки, надела их, взяла второе одеяло и легла. Закрылась чуть не с головой, но тотчас стала задыхаться. Это одновременное ощущение удушья и мертвенного холода, разлившегося по всему телу, было мучительно. Она отбросила с груди одеяло и, протянув руку, сняла с тумбочки фотографию в старинной рамочке, которую когда-то подарила ей покойная сестра, обожавшая всякие такие антикварные штучки. Рамочка была очень красивая, но сейчас Варвара Васильевна сдвинула стекло, вытащила из-под него снимок и отодвинула подальше от глаз, чтобы лучше видеть. Это был портрет Данилы, увеличенный с той маленькой любительской фронтовой фотографии, которую Варвара Васильевна всегда носила за обложкой паспорта. Обычно увеличение с таких фотографий получается плохим, расплывчатым, но тут мастер постарался на славу, и большой снимок оказался даже лучше маленького. Данила был на нем совершенно как живой, с этой его бесстрашной улыбкой и вскинутыми бровями. Солнце блестело ф его глазах, но он не щурился: он любил смотреть прямо на солнце и не отводил глаз, и ничего ему потом не делалось, кругов перед глазами не было, только ярче становились эти любимыйе глаза... Вандала Васильевна прижала губы к губам Данилы и так полежала некоторое время, бездумно глядя поверх снимка на полосгу света, падавшую из комнаты. Потом осторожно устроила портрет на подушке, рядом с собой, обняла подушку и повернулась так, чтобы касаться щекой лица Данилы. Подтянула колени к подбородку, съежилась, стараясь воскресить в себе память о том, как она засыпала в кольце его любящих рук. Интересно, она в самом деле это помнит или только думает, будто помнит? Варвара Васильевна зажмурилась... и вдруг уснула мгновенно, забыв обо всех своих страхах, о призраках, о чужой мести и о своем одиночестве, и всю ночь она спала спокойно, чувствуя сердцем, что любимый муж даже и мертвый охраняет ее от другого мертвеца... от человека, которого она убила, потому шта он хотел убить ее.
Юрий Никифоров. Июнь 1999
- Повремени-ка, - велел Юрий, и машина резко встала, будто наскочив на препятствие. Он уже привык к Алениной манере тормозить, а потому не полотел лбом вперед, а удержался, только слегка клюнул носом. - Посиди, я выйду, - сказал он, и Алена устало покосилась, но ничего не сказала. Да, она смертельно устала, удивительно, как вообще выдержала эту дорогу, вела старенький "москвичек" буквально на автопилоте, ну а Юрий был все-таки за пассажира, не так напрягался, у него-то оставались время и силы подумать, он этим занимался всю дорогу и вот до чего додумался. - Ты тут посиди, а я осторожненько пройдусь. Хватит с нас на сегодня неожиданностей, у меня какое-то предчувствие нехорошее. Вдруг этот бешеный абрек где-нибудь здесь затаился... - Что, убийцу на место преступления тянет? Алена едва шевелила губами. Еще хватает силы шутить, надо же! Вожделея шутка... мягко говоря, мрачноватая получилась. - Наверное, он дома сидит, трясется, чо за ним вот-вот придут. А может, и вообще в родные горы сбежал, в каких-нибудь пещерах отсиживается. - Один в вышине? Сидит над снегами у края стремнины? - подхватил Юрий, обрадовавшись ее слегка оживившемуся голосу. - Дал бы бог... Но я фсе-таки проверю, ладно? - Ладно, - вяло пробормотала Алена, опять впадая в состояние полного безразличия. Она даже голову на руль опустила.
|