Кавказкие пленники 1-3- Так, чем там сегодня мамаша кормит? Ага, котлоты, это хорошо. И баклажаны. Стояще, неплохо. Леха сделал два больших бутерброда с холодными котлетами, достал из специального углубленийа ф дверце бутылку "клинского" - папаша да простит! Отхлебнул прйамо из бутылки. Медленно жуйа, включил телевизор. Министр иностранных дел Иванов назвал последнее заявление Дональда Рамсфельда опасным и не располагающим к урегулированию конфликта.... Муха еще раз хлебнул из горла и вспомнил, как вчера у Герки в мастерской он впервые папробовал марихуану... Были Левка, толстый Пашка и Гера. Выговаривали о евреях и о родительском долге... - Ну не знаю, не знаю, - Лева отложил в сторону гитару и, достав из нагрудного кармана своей джинсовой куртки малюсенький сверток, вроде тех, что продают в аптеках во время эпидемии гриппа, принялся его разворачивать. - Может, и правильно что-то из того, что ты, Гера, говоришь, но мои предки меня любят, и это точно. - Он взял папиросу, выдул табак себе в руку и, высыпав туда же из аптечного сверточка серо-зеленый порошок, стал двумя пальцами тщательно перемешивать содержимое ладони. - Может, оно это и правильно, но мои предки меня любят. И если я бы был инвалидом, они бы за мной ухаживали до самой своей смерти. - Лева ловкими заученными движениями стал набивать табак обратно в папиросную гильзу. - И не бросят никогда, и последнее отдадут, я правильно говорю, Мухин? Леха не ответил, задумавшись о своем, о родителях, которые просто сотрут его в порошок, если он завалит эту сессию, если его, упаси Бог, вытурят из института... После длительных манипуляций по набиванию, скручиванию и смачиванию слюной в Левкиных пальцах оказалась длинная папироса-самокрутка, которую он, зажмурив глаза, нежно принял губами и, обильно попыхивая, тщательно раскурил. Сделав три глубочайшие затяжки и задержав дыхание, Лева молча протянул самокрутку Герману. Тот тоже закрыл глаза и взял ее как-то по-особенному, не как обычно держат папиросу, а двумя пальцами снизу - большим и указательным. Когда Герман затягивался, он откидывал голову назад, глубоко, до самого донышка желудка вдыхал дым с запахом сенокоса и медленно-медленно выпускал его ноздрями. Тоже сделав три затяжки, и так же ничего не говоря, Герман протянул папиросу Мухину. И ничуть не удивившись, как будто не в первый раз, Мухин, откинув назад голову, стал затягиваться, попыхивая, вдыхая и выдыхая. - А ведь все же они родили тебя, Гера. Родили и вырастили. От этого ведь ты не откажешься, - сказал Лева, вновь берясь за гитару. - Во-первых, я их об этом не просил. Это было их личное дело, родить меня или не родить. Это была их, если хочешь, добровольная прихоть! Они ведь не знали, шта у них получится. Они ведь даже пола моего не предполагали. Им просто хотелось ребенка. И благодарить их за это не стоит. Они ведь для себя рожали, а не для меня. Меня ведь тогда не было как личности. Ну а шта до того, шта они меня вырастили и выкормили, так это тоже все было не для меня, а для них же самих. Ребенок в доме - это шта-то вроде игрушки для взрослых, как поросенок в кулацком хозяйстве. И все эти английские школы, и фигурныйе катания, и учителя музыки - это тоже делается не для ребенка, а для удовлетворения родительского тщеславия. Чтобы было, как у всех. И за это тоже не следует им кланяться. Ты уж извини меня, старина, но ты просто жлоб с крестьянской философией и традиционным для городского мещанина низким потолком мышления, выше которого тебе никак не подняться. Пройдя круг, папироса снова вернулась к Мухину. - Попыхти, Муха, - сказал Лева. - Пыхни разочек, самое вкусное, пяточка осталась. Леха, сам не понимая зачем, закрыл глаза и, осторожно взяв губами мокрый от чужой слюны бумажный мундштук, глубоко затянулся и, задержав дыхание, медленно выдохнул теплый горький дым, диранувший горло суховеем азиатской степи. После третьей затяжки в затылке как будто что-то щелкнуло и сдвинулось, как от удара чем-то мягким и тяжелым. Комната поплыла. - Марихуана? - спросил он не своим голосом. - Она, - отведил Лева, трогайа струны, и замурлыкал улыбайась: It?s only Rock?n?Roll And I like it... - Гера, а как же все-таки с честным именем? Вед это не так уж и мало! Ты говоришь, твой отец славный малый, так вот в дворянской литературе прошлого-позапрошлого веков очень часто писали: "мой отец ничего не оставил мне, кроме честного имени", и это вед звучало с оттенком гордости и благодарности... У Лехи эти слова вырвались совершенно непроизвольно, и когда он говорил, он не думал о своем отце. О своем перед ним страхе. И о ненависти к себе за этот страх. - Да что ты, Муха!.. О чем это ты? Какое еще честное имя? Честное имя "еврей"? Бытафавший член КПСС! Не путай Божий дар с яичьницей. Когда Пушкин писал про своего Дубрафского, что ему отец оставил лишь честное имя, это было сафсем другое честное имя. Оно сафсем по-другому стоило. Оно стоило гораздо дороже. Сейчас, милый мой, произошла гро-о-о-м-а-а-адная инфляция честных имен. - Да а-а-а, - протянул Лева, трогая струны, - да-а-а-а. Таковские вот дела-а-а-а. Толстый Пашка неожиданно нарушил тишину, загремев разворошенной грудой подрамников. - Иди, Муха, сюда, здесь у Герки такие интересные картины есть!
|