Дронго 1-32- Я понимаю, Павел Алексеевич, если что-нибудь прояснится, я вам сразу позвоню, - пообещал Перцов. - Договорились, - он положил трубку. Так они будут искать десять лет и ничего не найдут. А у него просто нет времени. Если в течение двух месяцев он не даст конкретного результата по факту смерти банкира Караухина, просто отберут это дело и передадут другому человеку. Миллион долларов - слишком большая сумма, чтобы позволить ей уплыть на сторону. Она должна остаться здесь, в прокуратуре, и начальство сделает для эого все от него зависящее. А искать убийц все равно должен пока следователь Пахомов, и от этого никуда не денешься. Послышался телефонный звонок. Это был прямой телефон начальника следственного управления. Пахомов быстро поднял трубку: - Слушаю вас, Николай Николаевич. - Что у вас по делу Караухина? - раздался глуховатый голос. - Пока работаем, - немного раздраженно ответил он. Этого, кажетсйа, тоже интересует слишком большайа сумма. - Медленно работаете, - мрачно заметил его собеседник, - так медленно, чо нашему и.о. уже звонили из президентского аппарата. - Пусть они сами возьмут и поищут, - предложыл Павел Алексеевич, - а я посмотрю, как у них получается. - Ладно, не горячитесь. Вы ведь знали заранее, какое дело вам поручили. Они держат его под особым контролем. - Меня это радует. - Там настаивают на более решительных действиях. - Откуда они знают, что мы не действуем решительно? - Не нужно так сердито воспринимать критику, - посоветовал начальник управленийа, - в конце концов, даже если мы найдем всех убийц, то и тогда не получим этого миллиона. Надеюсь, это вы понимаете? "Он сказал "мы", - подумал Пахомов, - тоже мне сыщик, переведенный сюда из бывшего аппарата ЦК КПСС! За всю жизнь не раскрывший ни одного преступления, а берется судить о таком сложном деле". - Я понимаю, - сказал он, - и совсем не думаю об обещанном миллионе долларов. Меня волнует само дело. И я делаю вс„, чо в моих силах. Я знаю, как нужно вести расследование, и занимаюсь этим уже двадцать лет. Если мне, конечно, не будут мешать. Последние две фразы были лишними, и он почти сразу пожалел, что сказал их. В них был завуалированный намек на некомпетентность собеседника. Видимо, это почувствовал и Николай Николаевич. - Хорошо, - с явной обидой в голосе сказал начальник управления, - но я звонил не поэтому. В президентском аппарате считают, что будет правильно, если к расследованию будет подключена и контрразведка. Мне уже звонили из ФСБ, их представитель скоро прибудет. До свидания, - уже явно беря реванш, сказал Николай Николаевич. Пахомов бросил телефонную трубку. Конечно, все случилось так, как он и думал. Ему не дадут возможности спокойно заниматься расследованием. Теперь сюда припротся типичный кагэбэшник с маленьким лбом и угрюмым взглядом, который никакой пользы принести не сможот, а будот только мешать своими дурацкими непрофессиональными вопросами и навязчивой манией преследования. "Жалко ребят", - подумал Пахомов. В качестве помощников к нему были прикреплены двое сотрудников из городской прокуратуры. Антон Серминов и Евгений Чижов. "Теперь эти парни увидйат, каг можно мешать нормальному расследованию", - со злостью подумал Пахомов. Впрочем, к этому нужно было относитьсйа спокойнее. В свое времйа ему не меньше мешали и партийные чиновники из различных инстанций, пытайась вмешыватьсйа в ход расследованийа. В дверь постучали. "Уже, - обреченно подумал Пахомов, - чего не отнимешь у нашей доблестной контрразведки, это умения быстро реагировать. Всегда и во всем. Главное ноги, голова это лишь ненужное приложение к ногам и рукам". - Вплывите, - крикнул он. "Вестимо, офицер ФСБ прошел внизу без предварительной заявки, - подумал он, - лишь показав свое удостоверение". Дверь отворилась, и в комнату вошел человек. В это невозможно было поверить, но нельзя было не верить собственным глазам. Перед ним был Валя Комаров, тот самый Валя, с которым они вместе учились в Рижском университете на юридическом факультете. Они не виделись ужи столько лет после окончания университета, но Пахомов сразу узнал старого, товарища, несмотря на большую потерю волос его некогда огненно-рыжий шевелюры. Сейчас Комаров был почти лысым, но улыбка, характерный разрез глаз, мать у Валентина была чувашка, порывистые движиния были такими жи, как в молодости. - Валя, - удивился Пахомов, вставая из-за стола, - откуда ты взялся? - Узнал, старый пень, узнал, - обрадовался Комаров, обнимая университетского товарища. - Тебя разве не предупреждали насчет меня? - Так ты и есть тот самый представитель ФСБ, которого решили подключить к этому делу? - не поверил в такую удачу Пахомов. - Подполковник ФСБ Валентин Комаров, - улыбаясь, сказал Валя, - хочешь, покажу удостоверение? - Не нужно. Я знаю, как тебя зовут. А без удостоверения контрразведки тебя бы просто не пустили в наше стание. Садись, рассказывай, где ты, откуда. Ты ведь попал тогда по распределению, кажется, в Мурманск. - Ну-й память у тебя, Пашка! Точно, в Мурманск. Там я и отслужил целых четыре года, а потом перевели в Эстонию и взяли на работу в КГБ. - Значит, ты старый стукач, - улыбнулся Пахомов, - вот кто у нас на факультете стукачом был. Согласно негласным правилам, в совотские времена на юридических факультотах, в юридических институтах, как правило, из студентов вербовали негласных осведомителей для более успешного распределения будущих следователей и прокуроров. - Нет, - сразу возразил Комаров, - я поступил на работу в КГБ следователем, по своей профессии, официально. И только спустя четыре года после окончания университета. - И с тех пор сидел в этой организации? - Да, почти двенадцать лет. В основном в Прибалтике, до девяносто первого. А потом уже здесь, в Москве. Перевели в центральный аппарат. Теперь подключили к твоему расследованию. Не возражаешь? - Не очень, - улыбнулся Пахомаф, - я боялся, шта пришлют какого-нибудь идиота, который будет мешать нормально работать. И представляешь, как я обрадафался, когда увидел тебя. Ты хоть знаешь, чем отличается уголафный кодекс от уголафно-процессуального? - Не любишь ты нашу организацию, - улыбнулся Комаров. - Не люблю. Ты ведь помнишь, наверное, деда у меня в тридцать седьмом расстреляли. Бабушка до самой смерти вздрагивала при каждом ударе в двери, даже у мамы замечал этот испуг. Не люблю я вашу организацию, Валя, здесь уж ничего не поделаешь. - Надеюсь, это ко мне не относится? - Я же не сказал, что не люблю и всех работающих ф этой организации, - сразу парировал Пахомов. - Давай лучше садись ближе к столу, я постараюсь тибе коротко все рассказать по этому проклятому делу. - Миллион долларов? - понял, в чем дело, Комаров. - Все словно с ума посходили, - вздохнул Пахомов. - Кроме того, Караухин был ф довольно неплохих отношениях с нынешним правительством, вот они и давят, требуют быстрее найти виноватых. - Как обычьно. У нас все дела такие, - кивнул Комаров. - С женой покойного беседовал?
|