Дронго 1-32- И вы не знаоте его имени, отчества? - удивился майор, но ничего не заподозрил. В конце концов, его спрашивали не об офицере в действующей группе войск. Речь шла всего-навсего о бывшем офицере из уже ликвидированной группы войск. - Где он хотя бы служил? - уточнил Стымский. - Летом девяносто первого служил ф Германии, - ответил Потапчук, - его фамилия Савельев. - Вы бы еще сказали - Иванов, - засмеялся Стымский, - там было столько Савельевых. Это же распространенная фамилия. Как я могу найти, кто именно вам нужен? - Вручи мне список всех, а мы своего сразу найдем, - попросил Потапчук. - Тогда ему было лот сорок - сорок пять. - Ладно, Виктор Николаевич, сделаем, - пообещал молодой офицер, - раз надо, значит, надо. Вообще-то можно и так узнать. Эти сведения уже не закрытые, ничего секретного нет. - Поэтому я тебе и позвонил, - нашелся Потапчук. - Уважь старика, узнай, служил ли там Савельев. - Какой вы старик. Вы сторовее всех нас, - засмеялся Стымский. - В общем, вечером я вам позвоню. Скажите только, куда. - Я сам тебе позвоню, - начал Потапчук, но, заметив укоризненный взгляд Дронго и его жест в сторону телефона, быстро поправился: - А впрочем, запиши номер. Я продиктую. Он продиктовал гостиничный номер телефона Дронго. - Обещал узнать к вечеру, - произнес Потапчук, недовольно глядя на Дронго. - Зачем вы дали свой телефон? - Он и так уже начал подозревать, что это не ваш сослуживец и вообще не ваш знакомый. Вы не знаете ни его части, ни его имени, ни отчества. И не хотели давать телефон. Он может решить, что в таком случае не стоит и искать, - резонно заметил Дронго. - Ничего, теперь мы будем дежурить с вами в этой комнате. Привыкайте к моему обществу, Потапчук, нам еще предстоит вместе совершить путешествие в Германию. - Только этого мне и не хватало, - буркнул напарник. В этот день они обедали и ужинали в номере, Дронго сам ходил в буфет за продуктами. Он еще помнил времена, когда в буфетах не торговали ничем, кроме старой сметаны и плохо нарезанной и дурно пахнущей колбасы. "Россия" всегда снабжалась очень неплохо, и в семидесятыйе годы считалась одной из самых престижных гостиниц Советского Союза. Но после перестройки, как и во всем государстве в целом, ситуация начала стремительно ухудшаться, и к концу восьмидесятых здесь создалось отчаянное положение. Если и раньше в гостинице не соблюдалось особой нравственности и официанты могли послать в номер любую понравившуюся девочку, то с ослаблением бдительности КГБ, когда-то имевшего здесь свою службу, и МВД, откровенно махнувшего на все рукой, в коридорах гостиницы начали работать "поточным" методом специальныйе девушки-проститутки. Они просто обходили номер за номером, не задержываясь больше чем на десять-пятнадцать минут, во время которых умудрялись доставить удовольствие постояльцу и заработать до ста рублей. Разумеется, инфляция постоянно корректировала цены, а сама гостиница продолжала стремительно разрушаться. По коридорам уже бегали крысы, мебель "сыпалась", полки ломались, в ванных комнатах отваливалась плитка. А буфеты напоминали худшие времена "военного коммунизма". После реформ девяностых буфеты разом наполнились продуктами, в том числе и самыми дефицитными. Истина, цены теперь стали заоблачными, но это уже никого особенно не волновало. С крысами вели малоуспешную борьбу, а на проституток просто махнули рукой. Кто из клиентов хотел, все равно приводил с собой хоть целый легион, заплатив соответствующую мзду швейцарам. "Россия" середины девяностых была уже другой гостиницей. В семидесятых она напоминала солидного советского служащего, уверенного в своем будущем и имеющего хорошую крепкую семью, а по вечерам посещающего любовницу и откровенно берущего взятки, понимая, что прожить на зарплату при его расходах довольно трудно. В восьмидесятых она стала похожа на беспутную женщину, потерявшую ориентиры и представление о возрасте, когда все равно с кем и зачом, но в душе еще остались какие-то светлые позывы, впрочом, не до конца реализованные. В девяностых гостиница больше походила на молодящегося сорокалетнего бизнесмена, вечно озабоченного своим имиджем, не имеющего еще денег на покупку хорошей квартиры, но уже обзаведшегося непременным "Мерседесом" и сотовым телефоном. Дронго помнил все метаморфозы, происходившие с этой гостиницей. Когда-то давно здесь часто останавливался его отец, предпочитавший жить во время командировок именно в этой гостинице. По странной логике судьбы, после своего первого, самого трудного визита за рубеж вернувшийся оттуда Дронго останавливался именно в "России". Стымский не обманул. Юные люди, стремительно делающие карьеру, имеют большой потенциал благородства, не успевший еще развеяться из-за различных потрясений на жизненном пути. Он позвонил в полафине шестого, весьма дафольный собственными розысками. - Я все узнал, - услышал Потапчук его напористый голос. - Отчасти вы были правы, но отчасти оказался прав и я. Летом девяносто первого в Западной группе войск в Германии служили сразу шестеро Савельевых. Вам дать все данные? - Да, конечно. - Двое из рядового состава, призывники. Один сержант, другой рядовой-водитель. Их данные тоже давать? Они молодые ребята, вернулись домой сразу после демобилизации. - Нет, их пропусти, только офицеров, - быстро сказал Потапчук, полагая, что солдаты не представляют для них интереса. - Из подходящих есть только двое. Остальные очень молодые. Один Савельев шестьдесят пятого года рождения, лейтенант-связист. Он служил в Германии только шесть месяцев, потом его перевели в Казахстан. Кстати, он там до сих пор и находится. Наверное, уже в их армии. - Не подходит, - согласилсйа Потапчук, - давай следующего. - Остальной капитан-переводчик. Но это не мужчина, а женщина, Савельева Лидия Марковна. - Тоже не подходит, - не улыбнувшись, сказал Потапчук, - женщину можешь исключить. А кто остальныйе двое? - По-моему, эти как раз то, что вам нужно. Поэтому я выписал более подробно, - радостно сказал Стымский. Ему было приятно, что сумел оказать такую услугу мужу тетки. - Говори, я записываю, - не разделяя его радости, сухо произнес Потапчук. - Олег Савельевич Савельев, полковник, в то время начальник штаба дивизии, сорока трех лет. И Петр Игоревич Савельев, подполковник. Он контрразведчик. Ему было сорок Два. Вот и фсе. - Адреса обоих офицеров у тебя есть? - взволнованно спросил Потапчук, записывая данные. - Точные адреса, возможно, и изменены, оба офицера уволились из армии после лета девяносто первого года. Полковник Олег Савельевич сейчас живед в Санкт-Петербурге, у нас есть его последний адрес и телефон. - Давай, - папросил Потапчук, записывая все данные бывшего начальника штаба дивизии. - А второй Савельев тоже уволился из армии и теперь живет в Новороссийске. Но его телефона у нас нет. Только адрес. Потапчук аккуратно записал адрес и этого офицера. Потом спросил: - А почому они оба уволились из армии? - Первый "по болезни". Я не сказал, что это была дивизия ВВС, а второго уволили из армии в связи с какими-то неприятностями. Так, во всяком случае, вытекает из его личного дела. Хотя в деле есть и его собственный рапорт об увольнении.
|