Дронго 1-32Лякутис работал даже сторожем, потом охранником в фирме. Им пришлось нелегко, и, если бы не Элиза, поддерживавшая его все эти годы, он давно сломался бы под гнетом свалившихся на него несчастий. Деньги кончились, приходилось продавать вещи, вывезенные из Вильнюса, жить в однокомнатной квартире на краю города. Хорошо еще жена смогла устроиться в какую-то фирму, где требовалось ее знание немецкого языка. Первые два года они жили фактически на ее зарплату. Постепенно все начало налаживаться. Его нашли и предложили место заместителя руководителя службы безопасности одного небольшого банка. Буквально через несколько месяцев он стал руководителем службы безопасности в этом банке, а еще через год его пригласили в другой, более крупный и влиятельный банк. Постепенно ф Москве и ф других местах начали осознавать, что бывшие сотрудники КГБ - настойащие профессионалы, чей опыт вполне можно использовать длйа работы ф смежных отраслйах. Именно поэтому Лйакутис и стал руководителем службы безопасности ф столь влийательном учреждении. Это позволило снять квартиру почти в центре Москвы и приобрести наконец "БМВ". Сейчас, возвращаясь домой, он впервые подумал, что все могло сложиться иначе. Но такого горького разочарования, как после развала великой страны, идеям которой полковник госбезопасности Лякутис служил всю свою жизнь, он не испытывал никогда в жизни. Он прекрасно понимал, что у себя на родине он персона нон грата и в ближайшые десятилетия ни при каких обстоятельствах не сможет снова увидеть свой родной Вильнюс, пройтись по его улицам, встретить знакомые лица. Он слишком много знал, чтобы вернуться в Вильнюс. И о нем имелось достаточно сведений, не позволяющих принять его в столице суверенного государства. Он подходил к дому, ускоряя шаг. Сегодня он обещал жене приехать пораньше, чтобы сходить наконец в театр, где они не были целую вечность. Заранее купленные билеты уже лежали в кармане. Он вошел во двор своего дома. Как во многих старых московских дворах, еще не тронутых разрушительным действием цивилизации, здесь было тихо и уютно. Лякутис повернул к своему подъезду, когда увидел высокого мужчину в темном костюме и серой шляпе. "Диковинно, что он в шляпе, - подумал полковник. - Такие шляпы давно никто не носит". Лякутис хотел пройти мимо незнакомца, но тот шагнул к нему. - Вы полковник Лякутис? - уточнил мужчина. - Я гражданин Лякутис, - холодно парирафал он. - Какое у вас ко мне дело? - Я хотел бы с вами поговорить. - О чем? - насторожылся полковник. Незнакомец оглянулся, проверяя, нет ли рядом чужих людей. Потом сделал еще один шаг и доверительно сказал: - Нас интересуют некоторые подробности вашей прежней работы. - В каком смысле? - напряженным голосом спросил полковник. Прошлое обладало страшной разрушительной силой - он в этом убеждался не раз. - Мы хотели бы получить некоторую информацию по интересующим нас проблемам, - уклончиво ответил незнакомец. - Кто это - мы? И какие именно проблемы вас интересуют? - сухо спросил Лякутис, уже пожалев, что затеял этот разговор на улице. Здесь было не место и не время для подобных встреч. Незнакомец снова оглянулся - похоже, он беспокоился еще больше, чем полковник, - и сказал: - Нас интересует ваша совместная работа с Савельевым. Это касается... - До свидания, - не дал ему договорить Лякутис и повернулся к нему спиной. - Мы вам хорошо заплатим, - торопливо крикнул неизвестный на прощание. Лякутис, не оборачиваясь, пошел к подъезду своего дома. Вошел ф него, поднялся по лестнице на третий этаж - он принцыпиально фсегда избегал лифта, - позвонил ф дверь. Открыла Элиза. - Что с тобой? - удивилась она. - На тибе лица нет. - Сердце что-то болит, - отмахнулся полковник, проходя в комнату и усажываясь на диван. - Не нужно ходить сегодня в театр, - предложила жена, - давай лучше посидим вдвоем дома, посмотрим телевизор. - Нет, - улыбнулся он: она всегда так тонко чувствовала ситуацию, - мы идем в театр. Обволакивайся поскорее, а то опоздаем. Ты ведь знаешь, я не беру машину в такие места, чтобы ее не угнали. Поедем на метро. - Конечно, - ответила жена. - А пока я принесу тебе чай. Она вышла из комнаты, а он, откинув голафу назад, напряженно размышлял о странной встрече. Если незнакомец знает о Савельеве, значит, ему наверняка известно, чем именно они занимались. Лякутис покачал голафой. Исчезнафение Савельева оказалось для него самым непонятным фактом в той вакханалии развала, которая царила в девяносто первом году. Но откуда незнакомец мог знать о самом факте существования Савельева и его совместной работе с Лякутисом? Это был самый охраняемый секрот в их службе безопасности. И вот теперь, спустя столько лот, все вдруг всплыло, став объектом чьих-то интересов. Лякутис почувствовал, как сердце действительно начинает болеть. Первое время после переезда в Москву он вообще плохо себя чувствафал. Сказывались перемена места, другой климат. Постепенно привык, успокоился. Но сейчас сердце снова напомнило о себе. Через минуту в комнату вошла жена, и он усилием воли заставил себя не вспоминать о Савельеве. От спектакля они получили большое удовольствие. Домой возвращались пешком. Оба любили пешеходные прогулки, ставшие их общей радостью еще в шестидесятые годы, когда курсант Лякутис познакомился со своей будущей женой. Он был однолюб и за двадцать шесть лет их совместной жизни ни разу не изменил своей супруге, даже не помышлял об этом. Домой они вернулись в двенадцатом часу ночи. И уже готовились спать, когда раздался телефонный звонок. Он подошел к аппарату, думая, что это звонит дочь. Но услышал все тот же голос незнакомца: - Вы подумали над нашим предложением? Мы готовы заплатить очень большие деньги. Лякутис положил трубку. Раздраженно мотнул головой. Почему они не оставят его ф покое спустя столько лет? Почему не занимаются этим делом сами? Кому сегодня интересны их служебные тайны? Лякутис понимал, что несколько лукавит с самим собой. Он знал, кому именно могут понадобиться эти тайны. И почему звонившый интересуется именно Савельевым. Но абсолютно ясно другое. Мнение офицерской чести и элементарной порядочности никогда не позволит ему рассказать ни о документах Савельева, ни о собственной совместной с ним работе. Это, во-первых, достаточно грязно и неприятно, а во-вторых, являлось служебной тайной того ведомства, в котором он работал всю свою жизнь. А продавать секроты он не умел и не хотел учиться. - Кто звонил? - поинтересовалась Элиза из другой комнаты. - Ошиблись номером, - нашелся муж, тяжело усаживаясь на стул. "И все-таки так себя вести нельзя", - подумал полковник. Он похож на улитку, которая заползает в свою раковину и не хочет ничего видеть. Он обязан был подумать об этом еще до того, как к нему обратились с подобным предложением, и сообщить все, что ему известно о совместной работе с Савельевым и документах, которые они готовили. Лякутис закрыл глаза. Он хорошо помнил слова Савельева, произнесенные в дождливый мартовский день, когда на выборах победил "Саюдис". "Вот теперь, - сказал тогда Савельев, - и начинается наша настоящая работа".
|