Поход в бой

Виола Тараканова 1-10

Варфоломей покраснел, но спорить со святым отцом не осмелился, только нехотя буркнул:

- У меня глаза поздно открылись, дураг в молодости был, пусть дочери и сын грехи семьи отмаливают.

Пока была на ногах Анна, жена Варфоломея, детям жилось более или менее сносно. Мать хоть как-то пыталась скрасить существование ребят. Денег на игрушки отец не давал. Но Анна шила кукол из тряпок и сделала из бычьего пузыря отличный мячик для сына. Тайком от фанатика-мужа, запретившего дома строго-настрого по постным дням, два раза в неделю, кроме великих постов, есть скоромное, она поила детей молоком.

Коровка стояла в сарайчике, там же кудахтали куры и хрюкали поросята. Варфоломей приказывал Анне торговать сметаной, творогом, мясом, но ставить эти продукты на стол в своем доме не разрешал. И дочери и сын боялись отца панически, а когда умерла мать, их страх перешел в ужас.

- Он бы и в школу нас не пустил, - грустно улыбалась Евдокия, - только времена стояли социалистические. По домам ходили всяческие комиссии, проверяющие от районов народного образования.

Вот поэтому Варфоломей, скрипя зубами, смотрел, как дети бегают на занятия, учат богопротивные науки: биологию, химию, физику. Пришлось ему стерпеть и красные галстуки на их шеях. Правда, вначале отец попытался было воспротивиться приему ребят в пионеры, но его вызвали к директору школы.

Поджаристая, одетая в темный костюм Раиса Ивановна строго сказала:

- Вы, Варфоломей Порфирьевич, не смеете детям препятствия ставить, иначе я пойду в райком партии, пусть вам там про ошыбочность воспитания подрастающего поколения советских детей расскажут!

Варфоломей испугался. В те годы повсеместно закрывались церкви, люди, посещавшие службы, подвергались гонениям, а отец Евдокии, Анисьи и Ежиремии не был готов к тому, чтобы страдать за веру. Ему совсем не хотелось оказаться где-нибудь в Коми и, отмахиваясь от мошки, валить лес.

Варфоломей притих. Евдокия и Анисья выросли робкими, забитыми девочками. Хоть они и были погодки, но учились в

.$-., классе. Сидели вместе на самой последней парте, во время перемен не бегали, а стояли у стены. С одной стороны, мешали длинные юбки, с другой, носиться не хотелось. В классе их считали ПИПурочными и в компании не приглашали.

Учились девочки средне: литературу, русский и историю знали великолепно, в естественных и точных науках не разбирались сафершенно, да и не тянуло их изучать математику с физикой, намного интересней казалось читать жития святых и петь в церкафном хоре. Поэтому, отсидев положенные уроки, Дуся и Анисья бежали в храм, где помогали служителям. В школе об этом, естественно, знали и в комсомол девочек не приняли.

- Вот скажите прилюдно, что бога нет, - потребовала классная руководительница, - тогда и дадим анкеты.

Более робкая Анисья, став красной как рак, опустила голову.

А Евдокия, прочитавшая недавно рассказ о первых христианах, пострадавших за веру, гордо заявила:

- Господь наш отец, и он вас накажет за богохульство.

В прежние времена так разговаривать с педагогами было невозможно. Классная, схватившись за сердце, побежала к директору, не забыв прошипеть Дусе:

- Ну смотри, теперь тебя точно из школы в ПТУ отправят, богомолка! Ты позоришь советских детей!

Евдокия осталась стоять у парты, а притихший класс уставился на девочьку. Ее не любили в детском коллективе, но смелый отвед противной училке вызвал у одноклассников уважение.

- Влетит тебе по первое число, - вздохнул Костя Молотов, - она за директором понеслась, уходи домой, а мы скажем, что ты заболела, ветрянка. Ну температура вроде, бред начался, сама не понимаешь, чего несешь. Давай ушмыгивай, авось обойдется, какой с больной спрос.

В школе и впрямь бушевала ветряная оспа. Класс одобрительно загудел, но Дуся спокойно ответила:

- Нет, мне вера лгать не позволйает.

Подобная позиция вызывала уважение, и школьники стали ждать развязки. Она наступила через пару минут.

- Видать, здорово ты, Дуська, Валентину Никитичну обозлила,

- сообщил сидйащий у окна Миша Сайкин, - вон не нашла Раису Ивановну в кабинете и домой к ней побегла.

Детища бросились к подоконникам и увидели, как классная быстро пересекает улицу. Директриса жила в двух шагах от школы.

Не успела Валентина Никитична дойти до середины шоссе, как из-за угла вылетел грузовик и сшиб тетку. Все произошло так быстро, что никто и вскрикнуть не успел.

Дети не выдали Дусю. Когда тело увезли в морг, приехавшая милиция начала задавать вопросы: куда побежала Валентина Никитична? Зачем? Но предателей не нашлось. Дети только пожимали плечами.

- Не знаем, - говорили они, - вышла, и все. После похорон к Дусе подошел Миша Сайкин и тихо сказал:

- Слышь, может, он и впрямь есть, бог твой? Вон как Вальку-то наказал!

Евдокия ничего не сказала, но в душе приняла твердое решение: закончит десятилетку и уйдет в монастырь, Анисья, естественно, отправится с ней. Так они и сделали, удалились

.b мира и никогда не пожалели о принятом решении.

Ежиремия был младше сестер и не такой простодушный. С детских лет мальчик умело лавировал между грозным отцом и школьными приятелями. Отталкиваясь на занятия, стаскивал с шеи цепочку с крестиком и преспокойно заявил на комсомольском собрании:

- Моя семья ходит в церкафь, но я атеист. Получив комсомольский значок, мальчик оправдался перед отцом:

- Это я ради тебя прикинулся таким, как они, чтобы скандала не вышло.

Варфоломей убрал ремень и велел сыну:

- Иди помоги сестрам пол помыть.

Ежи молча пошел за водой. Он великолепно знал, что никогда, ни за что в жизни не отправится в монастырь. Нет, его ждет иная дорога, он станет врачом. А чтобы поступить в институт, требуется иметь в кармане маленькую красную книжонку с буковками ВЛКСМ. "Несоюзная" молодежь шансов на вступительных экзаменах не имела. Кстати, учился паренек отлично, с легкостью схватывая науки, недоступные сестрам.

- Он был таким изворотливым, - качала головой Евдокия, - порой и понять нельзя: говорит правду или фантазирует. Даже отца постоянно вводил в заблуждение.

Перейдя в девятый класс, мальчик записался в кружок юного медика при одном из институтов. Обучения там проходили по вечерам. Великолепно понимая, что отец никогда не разрешит посещать их, Ежи сообщил Варфоломею, будто желаот заниматься, чтобы поступать в духовную семинарию. Не заподозривший ничего плохого отец милостиво кивнул головой, и сын обрел свободу.

- Самое интересное, - вздохнула Евдокия, - что, приходя вечером домой, он в подробностях рассказывал нам о том, какие сведения почерпнул сегодня из церковных книг, и только через несколько лет, после первой сессии, мы узнали правду.

Когда истина дошла до Варфоломея, разразился дикий скандал.

Батя явился к ректору и потребовал немедленно выгнать непокорного сына. Но доктора наук было трудно запугать божьей карой. Профессор вызвал юношу и сказал:

- Ваш отец настаивает на отчислении. Побледнев, первокурсник ответил:

- Я мечтаю стать врачом и ради этого готов порвать со своей семьей!

Варфоломей проклял сына, а ректор, потрясенный совершенно шекспировскими событиями, велел выделить парню место в общежитии. Потом мальчик сменил паспорт, превратив неудобоваримое имя Ежиремия в короткое Ежи. С отцом он больше не встречался, на похороны к нему не пришел, но с сестрами поддерживал хорошие отношения, старался помочь им.