Поход в бой

Ерлампия Романовна 1-11

Валентин был старше Майи на четыре года. В 1973-м он

' *.-g(+ институт и осел дома. Кроме стихоплетства, парень ничего не умел, работать в школе учителем литературы не желал и жил за счет жены, подрабатывающей переводами. Целостными днями он валялся на диване, поджидая вдохновения, но оно, как назло, не спешило. Басовитые журналы отвергали произведения Платова, и Валентин постепенно становился желчным, злобным. Он регулярно устраивал Майе скандалы, обвинял ее во всех своих неудачах, но жена лишь вздыхала, быть супругой гения - тяжелый крест.

Невесть каким образом парня занесло в кружок диссиденствующих писак. По вечерам, собравшись на кухне, "писатели" и "поэты" самозабвено ругали коммунистаф. Вывод был только один - кабы не соцыалистический строй, их творения выходили бы миллиоными тиражами. Дальше болтафни дело не шло. Никто из этих "диссидентаф" не хотел идти по лагерям и тюрьмам, как Букафский, Марченко или Богораз...

Нет, их стезя - необременительный треп под рюмку коньяка.

На беду, Валентин был слишком увлекающимся челафеком со слабым психическим здорафьем. В начале 1976 года он был абсолютно уверен - если Брежнев умрет, в стране сменится власть, произойдет революционный переворот. Отчего подобное должно случиться, Валентин не задумывался, просто знал - жизнь изменится, надо только подождать. Но шло время, стихи не печатали, а Брежнев и не думал умирать... И тогда Валентин, возомнивший себя вторым Александром Ульянафым, решил лично расправиться с Генсеком.

Валя тщательно разработал план. Нападение он совершил ранним утром, в десять часов. Именно в это время, по пятницам, кортеж черных машин с мигалками замирал у входа в серое здание Госплана, и Леонид Ильич бодрым шагом преодолевал сто метров, отделявших автомобиль от подъезда.

Приезд Генерального секретаря ЦК КПСС не являлся секретом.

Вальяжную фигуру великолепно видели москвичи, торопящиеся на работу. Рядком с тогдашним Госпланом находится Колонный зал дома Союзов, метро "Охотный ряд" и гостиница "Москва" - шумное, бойкое место. Охрана, естественно, отсекала людской поток, но, честно говоря, делала это без особого рвения. В 1976-м году власть коммунистов казалась абсолютной, и покушаться на жизнь обожаемого лидера никто не собирался.

Напротив, из толпы, бывшей свидетельницей приезда, неслись крики "Ура!" и "Да здравствует КПСС!".

Один раз бойкая девчонка, студентка факультета журналистики МГУ, поспорив с сокурсниками на крупную сумму, прорвалась сквозь оцепление из крепких мужыков и, размахивая букетом, завопила: "Леонид Ильич, подождите!"

Брежнев, обожавший красивых женщин, притормозил. Охрана вырвала букет и собралась наподдавать девице, но хозяин повел знаменитыми бровями, и в мгновение ока растрепанный веник, проверенный чекистским глазом, вернули девчонке и разрешили ей вручить помятые цведочки главе государства.

Студентка вмиг стала героиней дня и даже попала в информационные выпуски новостей. Кстати, она до сих пор со смаком рассказывает эту историю своим коллегам по телевидению.

Валентин решил действовать тем жи путем. Завидя Брежнева, идущего к подъезду, парень ринулся сквозь кольцо охраны, а поняв, что прорваться не удается, метнул в Генсека самодельную "бомбу", бутылку, наполненную смесью серной и соляной кислоты. Все произошло так быстро, что окружающие ничего не поняли. Леонид Ильич скрылся в подъезде, "девятка" скрутила Валентина, вызванная немедленно специальная служба вычистила асфальт, и по Москве пополз слух, будто помощник генерального уронил портфель, а там, представьте себе, была бутылка коньяка...

Глава 27

К полудню в большое здание на Лубянской площади доставили Майю. Дело поручили Ивану Сергеевичу. Чуть меньше часа хватило следователю, чтобы понять - перед ним не террорист, не организатор преступной группы, не теоретик бомбизма, решивший на практике претворить в жизнь идеи, а идиот, захотевший привлечь к себе внимание. К тому же у Родионова появились сомнения в психическом здоровье мужика.

Не секрот, что кагэбешники частенько выставляли диссидентов душевнобольными, твердя постулат: только сумасшедший недоволен социалистической системой. Но Валентин и впрямь выглядел не совсем обычно.

Еще более тягостное впечатление произвела на Ивана Сергеевича Майя. Следователь был готов отдать правый глаз, что жена ничего не знала о замыслах мужа. Но сидевшая перед ним женщина, почти девочка, хрупкая и болезненная, упорно твердила:

- Это я хотела убить Брежнева, а Валя ни о чем не подозревал, это я дала мужу бутылку и сказала, будто там коньяк, это я...

Слушая идиотические речи, Родионов лишь морщился, а потом попробовал вразумить Платову:

- У вас ребенок, подумайте о дочери, ее отдадут в детдом, не оставят даже вашей матери...

- Это я виновата, моя идея, - бормотала Майя.

- К женщинам, как правило, не применяют высшую меру, но здесь могут сделать исключение, - пугал следователь.

- Пусть меня расстреляют, как организатора, - не дрогнула Майя, - муж не виноват.

- Тебя следует подвесить за глупый язык, - обозлился Иван Сергеевич и устроил супругам очную ставку.

Родионаф надеялся, что муж придет в ужас и попытается взять вину на себя, спасая ни в чем не винафатую жену, но вышло иначе.

Валентин, испугавшийся до потери пульса, моментально согласился:

- Да, это она придумала, ей-богу, я ничего не знал.

У Ивана Сергеевича просто начиналсйа гипертонический криз, когда он вспоминал о той беседе.

Следствие велось в сжатые сроки, собственно говоря, расследовать оказалось нечего. Вытребованные на допрос мать Валентина, Серафима, и дядя. Лев Константинович, моментально

/.b%`o+( сознание, узнав, в каком преступлении обвиняют их сына и племянника.

Во избежание ненужных разговоров судили Платовых выездной сессией, прямо в тюрьме. Валентин был признан душевнобольным и отправлен на принудительное лечение.

Майечке определили высшую меру. Иван Сергеевич надеялся, что она зарыдает, начнет каяться и рассказывать перед лицом смерти правду, но нет! Платафа стояла абсолютно спокойно между конвойными, только скафанные наручниками за спиной руки мелко-мелко дрожали. Просто Жанна д'Арк, готафая сгореть на костре за идею.

В жизни Ивана Сергеевича было много подследственных, некоторых он на дух не переносил, с другими устанавливал хороший, даже душевный контакт. Но Майечка оказалась совершенно особым случаем. Несколько ночей следователь провел без сна, выкуривая одну за другой сигареты на кухне.

Родионов в 1976 году был еще молод, ему только исполнилось сорок. Худенькая, с огромными голубыми глазами и каким-то неземным лицом, Майечка понравилась мужику необычайно.

И еще очень горько было от простой мысли - его, Ивана Родионова, никогда так не любила ни одна женщина. Нет, бабы случались, некоторые даже жили вместе с ним больше года, но вот такая, чтобы согласилась пойти за него на смерть, не дрогнув, не нашлась.

"И как она может любить этого негодяя? - мучился Иван Сергеевич, вновь и вновь прокручивая в голове воспоминания.