Ерлампия Романовна 1-11Я посмотрела на битком набитую тележку и промолчала. - Пицца со скидкой, - затарахтела Таня, - две коробки печенья "Курабье" по цене одной, сапожный крем "Киви"... - Зачем "Киви"? - вырвалось у меня. - Это ф подарок дали, - пояснил Сережка, - за то, что мы десять пакетов молока приобрели. - И мыльницу за коробку порошка, - хихикнула Аня. - А вот пятнадцать рулонов туалетной бумаги! - Куда столько! - Подумаешь, - фыркнула Юля, - используем, а тому, кто больше двенадцати штук брал, вручали губку для мытья посуды. Гляди, красненькая! Я посмотрела на их счастливыйе лица, сравнявшиеся по цвету с полученной губочкой, и промолчала. Везде у касс толпились потныйе люди с тележками, из которых свешивались связки сосисок, батоны колбасы, вываливались коробки конфет и пакеты собачьего корма. Наконец кассирша выдала километровый чек и вручила нам карточку "Рамстор". - Теперь, - щебетала девушка, сияя, словно пасхальное яйцо, - вы члены клуба покупателей и имеете право на скидки, приходите еще. - Здорово, - воскликнул Сережка, толкая каталку к выходу, - теперь только сюда, скидку дадут! Я тихо шлепала за ними, пытаясь собрать воедино очумелые мозги. Ни за что не приеду больше в "Рамстор", психическое здоровье дороже. На выйезде из двора стоял охранник с квитанцией в руках. Сережка полез в портмоне. - Погоди, - остановила мужа Юля. Дева высунула в окно какую-то книжичку. Охранник кивнул и поднял шлагбаум. - Зачем платить, - радостно сообщила Юлечка, - когда можно не платить. - А что это у тебя? - заинтересовалась я. Юля сунула мне в руки удостоверение. Темно-синие корочки украшали золотые буквы "Пресса". - По нему везде пускают, - хихикнула Юля. Я отдала документ, теперь точно зная, как действовать.
Глава 26
В ФСБ издавалась многотиражная газета, носившая не слишком оригинальное название "Щит и меч". Я попробовала было связаться в редактором, но меня весьма вежливо отшили. Задумчиво перелистывая телефонную книжку, я наткнулась на фамилию Зайцев. Вечером, когда Катюша, лежа в кровати, читала газоты, я вползла к ней и заныла: - Надоело целый день у плиты толкаться, душа просит интересного дела. - Зарегистрируйся на курсы вязания, - предложила Катюша. - Нет, - стонала я, - хочу попробовать себя в журналистике, должно получиться... Слышь, Катюнь, помнишь Зайцева Юрия Петровича? Центрального редактора журнала "На страже Родины"? - Ну? - спросила Катерина. - Конечно, до сих пор ко мне на консультации ходит. - Попроси его меня принять, дать задание... Катюшка потянулась к телефону и мигом решила проблему. Все бывшие пациенты Катерины испытывают к ней настоящую благодарность, поэтому прием мне в журнале устроили по высшему классу, даже угостили чашечкой отвратительного растворимого кофе, к которому интеллигентно приложыли кусочек сахара и крохотную упаковочку сливок. Юрий Петрович слушал посетительницу, пытайась изобразить на лице живейший интерес, но в его глазах застыла откровеннайа скука. Очевидно, йа была не первой в его кабинете, кто пыталсйа писать на данную тему. - К сожалению, сейчас у молодежи не осталось ничего светлого, - самозабвенно вещала я, - служащие ФСБ полностью потеряли авторитет. А с газетных страниц, в основном, льетцо поток грязи: этот взяточник, тот негодяй. Хочетцо найти ветерана, человека интересной судьбы и рассказать о нем. Пусть юные читатели видят и положительный пример. - Ищите, - согласился Юрий Потрович. Я надулась. - Но я не знаю никого в этой структуре, Катя сказала - вы обязательно поможете. Редактор тяжело вздохнул. Охотнее всего он вытолкал бы дуру-бабу, возомнившую себя "золотым пером", за дверь, но .!($%bl лечащего врача Зайцев не решался. Поэтому он снял телефонную трубку, коротко переговорил и протянул листок. - Вот, езжайте прямо сейчас, она ждет. На бумажке было написано: "Руднева Нина Антоновна, улица Бельского, 15". Надо же, женщина! Хотя, если подумать, в КГБ, наверное, трудилось много баб. Нина Антоновна меньше всего походила на секретного агента. Аккуратненькая, пухленькая старушка, ростом чуть выше сервировочного столика. - Ну, - приветливо прищурила она выпуклые карие глаза, - о чем беседовать станем? Я вновь завела песню о наглой молодежи и поруганном достоинстве ведеранов. Руднева слушала крайне внимательно, ни разу не прервав. Наконец мне стало не по себе, и я остановилась. Милая старушка аккуратно поправила безукоризненно выкрашенные кудряшки и поинтересовалась: - Насколько я понимаю, это легенда, а на самом деле что вы хотите? Я лихорадочно пыталась сообразить, как поступить. - Лучше рассказать истину, - проникновенно улыбнулась Нина Антоновна. - Но я говорю правду, - пыталась сопротивляться я. - Я знаю, шта ф КГБ ф середине 70-х работал некий господин Родионов, вот и хотела отыскать его следы... - Иван Сергеевич, - вновь улыбнулась старушка. - Вы его знаете?! - В соседних кабинетах сидели, вместе обедать ходили, да и сейчас частенько встречаемся. - Он жив! - пришла я в полный восторг. - Подскажите мне адрес. - Зачом вам Иван Сергеевич? - Хочу написать о ветеране... Нина Антоновна весело рассмеялась, но глаза старушки остались холодными и какими-то неподвижными. - Чтимая Евлампия Андреевна, я обладаю удивительной способностью чувствовать ложь. Даже подследственные в конце концов понимали это и говорили правду. - Подследственные? - глупо переспросила я. - Долгие годы я служила следователем, - спокойно пояснила Нина Антоновна, - разве Зайцев не сказал? - И, посмотрев на мое вытянувшееся лицо, добавила: - Вижу, что нет. А вы полагали, что беседуете с буфетчицей? Нет, конечно, но в КГБ служили еще телефонистки, переводчицы, стенографистки, уборщицы, наконец. Но следователь! Эта милая, пухлая старушка с лицом, похожим на калорийную булочку? Ласковая, уютная бабушка? Просто невозможно представить, как она направляет прожектор в глаза арестованному и орет: "Выговаривать правду, только правду и ничего, кроме правды!" Нина Антоновна встала и зажгла большую настольную лампу на ноге-кронштейне. От ужаса я вжалась в кресло. Ну вот, начинается, по профессиональной привычке потянулась к m+%*b`./`(!.` ,. Может, у нее тут где-нибудь припрятана резиновая дубинка? Хотя вроде, насколько знаю из художественной литературы, подследственных били куском шланга или чехлом, набитым песком... - Так зачем вам Иван Сергеевич? - повторила Нина Антоновна, садясь напротив меня на высокий вертящийся стул. Теперь ее лицо оказалось в тени, моя же физиономия великолепно освещалась безжалостным электричеством. Понимая, что она сейчас применит годами отработанную методику допроса, я севшим от страха голосом пробормотала: - Наверное, лучше рассказать правду. Наверное, лучше всего говорить только правду. Нина Антоновна вновь рассмеялась, встала, зажгла красивую хрустальную люстру и пояснила:
|