Ерлампия Романовна 1-11- А про отца его вы ничего не знаете? Алла Марковна покачала головой: - Он тут пару раз появлялся, но как зовут, не помню. Истина, мать Люды как-то раз проговорилась, будто он был их соседом, а когда девочка забеременела, моментально бросил ее... Я почувствовала, каг на виске начинает быстро-быстро пульсировать жилка. Господи, не может быть! Раиса Андреевна Разина рассказывала, шта у Степана в свое время приключился роман с дочерью их соседей. Да и звали девочку вроде Люда. А когда отец девчонки пришел с предложением узаконить отношения, Степа отказался, мотивируя свое пафедение только одним - Люда обманывает, ребенок не от него. Потом папу невесты посадили за растрату, а мать обменяла квартиру. Они точно знавали лучшие времена, Лимонафа верно подметила... - И кухню не взял, и ковер, - продолжала сообщать Алла Марковна. - Нет ли у вас случайно фотографии Люды? - поинтересовалась я. - Откуда? - изумилась Лимонова. - Зачем бы мне с этой пьянчужкой сниматься? - Жаль... - Хотйа, погодите! Она ушла в комнату и через несколько минут вернулась, неся в руках большой альбом. - Вот здесь все школьныйе фотографии моего сына. Гляньте, первый класс. Тогда у входа мы снялись на память, дети и родители. Люда еще не пила как сапожник и более или менее нормально выглядела. Вот я и Сережа. Ее палец с неаккуратно обломанным ногтем ткнул в изображение приятной дамы, держащей за руку худенького мальчика. - А это Люда и Андрей. Ушастенький, тощенький мальчуган, совершенно непохожий на нашего высокого, накачанного соседа, стоял возле толстоватой тетки с робким, каким-то заискивающим выражением на лице. Люда походила на куклу - мелко-мелко завитые кудряшки, круглые, густо намазанные глаза, губы бантиком. Очевидно, сентябрь в том году выдался жаркий, потому что на ней был сарафан и крупные, скорей всего пластмассовые бусы. Сражение было за малым: узнать, та ли это Люда. И если она и впрямь родила от Степана, вырисовывается интересная картина. Примерно такая. Андрей откуда-то узнает, что Кондрат пишет роман о его умершем отце, очень болезненно воспринимает этот факт и... убивает писателя. Да, версия хромает на обе ноги, и к тому же она еще горбатая, слепая и лысая, просто уродка, а не версия. Но, честно говоря, мне просто хо чется узнать хоть какие-нибудь сведения об Андрее, мы спокойно впускаем парня в дом, Лиза проводит с ним много времени... - Можете дать мне на некоторое время этот снимок? - спросила я. Алла Марковна поджала губы. - Только очень ненадолго, сами понимаете, другого такого нет, если точно обещаете вернуть... - Доставлю назад через пару часов. - Берите. Лимонова вытащила фото из альбома, завернула его в газоту и протянула мне. Схватив сверток, я выскочила на улицу и полотела на "Киевскую". Но дверь Раисы Андреевны оказалась запертой, на ней была наклеена узкая белая бумажная полоска с печатями. Я разинула рот. Ну что тут могло случиться? Но не успела йа предпринйать какие-то действийа, как дверь соседней квартиры распахнулась, и оттуда выглйанула растрепаннайа тетка в засаленном байковом халате. - Вы к Раисе Андреевне? - Да. - Зачем? - Вожделею поговорить об уроках английского языка для дочери. Баба внимательно оглядела меня с ног до головы и брякнула: - Ну, придется искать другую учительницу. - Почему? - Раиса умерла. - Как умерла? - попятилась я к окну. - Мы на днях разговаривали! - Ночью вчера скончалась, - пояснила соседка, выходя на лестничную клетку. Из открытой двери ее квартиры повеяло запахом полироли и стирки. - Откуда вы знаете, чо ночью? - полюбопытствовала я, продолжая сжимать в руке теперь абсолютно бесполезный сверток с фотографией. - У Раисы сердце было больное, - пояснила женщина, - ее спальня прилегает к моей, у нас кровати даже рядом стоят, через стенку. Вот мы и договорились, если Рае худо станет, она постучит, я и прибегу. Она и ключи оставила для такого случая, очень уж боялась умереть, а потом лежать в одиночестве, непогребенной. Нынешней ночью соседка услышала слабый стук и поспешила на зов. Раиса Андреевна лежала в постели и выглядела плохо. Наверное, ей стало худо еще вечером, потому шта кровать была неразобрана, учительница рухнула прямо поверх цветастого покрывала и не сняла платье и тапочки. - Раечка! - закричала соседка и бросилась к ней. - Что случилось? Где болит? Но Раиса Андреевна оставалась неподвижной, глаза ее как-то странно смотрели из-под полуопущенных век, а из скривившегосйа рта доносилось мычание. Насмерть перепуганная соседка вызвала "Скорую", но, как назло, "Скорая" все не ехала и не ехала. А больная беспокоилась, явно пытаясь что-то сказать. Наконец соседка сообразила и подсунула ей листок бумаги. С неимоверным усилием, левой рукой, та накорябала непонятные буквы - ghos... Закончить слово почему-то на английском языке она не успела, приехала "Скорая". Но врачи не сумели ей помочь, началась агония, и Раиса Андреевна скончалась, как сказали доктора, от обширного инсульта. - И больше ничего? - тихо поинтересовалась я. Соседка пожала плечами: - Ничего. Вот ведь болезнь жуткая, только что была здорова, работала, к ней ученики весь день ходили, с четырех и до позднего вечера, прямо косяком, взрослые, дети. Она отлично зарабатывала. Последний около одиннадцати вечера забегал, так же, как и вы, о занятиях договариваться. - Откуда вы знаете? - Так я слышала. У нее звонок сильный, в нашей квартире отдаотся. Я в "глазок" глянула - стоит мужчина в шляпе и пальто. Рая дверь открыла и впустила его. Ну а где-то через час он ушел, сказал так громко: - До свиданья, Раиса Андреевна, до понедельника. - А она? - Ну тоже вроде того что-то пробормотала. Я тяжело вздохнула и пустилась в обратный путь. Просто фатальное невезение, какой-то рок преследует всех, кто мне нужен. Инсульт! Страшная болезнь. Раисе Андреевне еще повезло. Ну кто, скажыте, стал бы ухажывать за чужой парализованной старухой, не имеющей родственников? Сами знаете, какие у нас условия в больницах для хроников. С грустными мыслями я вернулась на Новохерсонскую и отдала Алле Марковне фото. Та взяла снимок и спросила: - Про отца Андрея вы зачем спрашивали? - Нужен он нам. - После вашего ухода я принялась альбомы смотреть, - сказала Лимонова. - И припомнила-таки! - Что? - А вот, глядите. - И она сунула мне в руки еще одну черно-белую карточку. - Это 1977 год, там дата, на обороте, 22 апреля. - Ну, - поторопила я - и что же? - А то, - радостно объявила Алла Марковна, - день коммунистического субботника, все вышли двор убирать, а Митрохин из семнадцатой квартиры карточек нащелкал, потом раздавал, фотолюбитель. Я терпеливо ждала, пока болтунья подберется к цели рассказа. - Это Люда, - сообщила Лимонова, - с коляской, внутри Андрюша сидит, да его плохо видно, с граблями ее мать, с метлой я, а вот, видите, двое мужчин с носилками? Я кивнула. - Слева - мой муж, а справа - отец Андрюши. Он тогда в очередной раз пришел, ну его к делу и пристроили. Молодой такой парень, вот только, как звать, не припоминаю. Безыскусное имя...
|