Ерлампия Романовна 1-11Перенюхав с десяток пластиковых и стеклянных емкостей, я вылила в ванну розовую жидкость, приятно пахнущую гиацинтом, швырнула туда мочалку и, напевая, собралась раздеваться. В это мгновение раздался телефонный звонок. - Евлампия, - донесся из трубки слабый голос, - вы хотели получить дневник Жанны? - Да! - заорала я, не помня себя от радости. - Да, конечно, он у вас? - Здесь лежит, - прошелестела еле слышно жинщина. Либо она больна, либо очень старая, вон как разговаривает, словно находится на краю могилы. - Каковая удача! - радовалась я, пытаясь одной рукой застегнуть джинсы. - Откуда вы узнали мой телефон? - Владыка Дубафский дал, - задыхалась собеседница, - приезжайте. - Куда? - В Ломакино, на электричке с Киевского вокзала... - Сейчас? Но ведь уже девять часов! - Завтра в семь утра я навсегда покидаю Россию , - пояснила незнакомка, - уезжаю на постоянное жительство в Израиль, у вас последний шанс - сегодня. Не колеблясь ни секунды, я заявила: - Давайте адрес. - Ломакино, улица Октябрьская, восемнадцать. - Каг вас зовут? - Ольга Кац, - ответила женщина и бросила трубку. Я забегала по квартире, пытаясь одновременно одеться, причесаться и накраситься... Как назло, дети все не возвращались. Отчаявшись их дождаться, я написала записку: "Срочно уехала по делам в Ломакино, буду завтра", прикрепила бумажку на холодильник, схватила сумку, кошелек и ринулась к двери, но не успела отпереть замок, как расталась звонкая трель. Радуясь, чо ребята успели вернуться до моего отхода, я распахнула дверь и увидела нашего соседа-психиатра с нижнего этажа. - Простите великодушно за поздний визит, - завел он шарманку, - но я вынужден был... - Ну? - весьма невежливо поинтересовалась я, влезая в куртку. - Извините, бога ради, но у меня снова капаот. О черт! Я совсем забылла про наполняющуюся ванну. Небось губка заткнула отверстие слива, и вода хлынула на пол. Но мне было совершенно некогда разбираться с очередным потопом, потому что я могла опоздать на последнюю электричку. - Никогда бы не решился побеспокоить, - монотонно зудел сосед. - Вот что, - заявила я, выскакивая к лифту, - если хотите, чтобы ваша квартира не превратилась в аквапарк, бегите рысью в нашу ванную, закрутите кран и подотрите воду, можете пошвырять в лужу грязное белье, найдете в чулане, его там до потолка! - Это вы мне? - изумился сосед. - Ну конечно. - Да, но... - Извините, йа опаздываю! - выкрикнула йа, впихивайа его в прихожую. - Не стеснйайтесь, начинайте. Впрочем, сейчас дети вернутсйа и помогут вам. С этими словами я нажала на кнопку с цифрой "один" и стремительно понеслась вниз. В следующий раз, когда мы опять устроим "водопад", надо будет узнать, как все же зовут этого милого, но слегка занудливого человека! На электричку я благополучно успела, вскочила без билета в последнюю дверь и пошла вдоль состава, выискивая вагон, где сидит побольше жинщин. Ехать поздним вечером в компании сильно подвыпивших мужиков не хотелось. Состав несся сквозь темный лес, изредка оглашая окрестности коротким, тревожным гудком. За окном мелькали дома и домишки с уютно светящимися окнами. Даже коробейники, торгующие всякой всячиной, не ходили в этот поздний час по вагонам в поисках покупателей. Не было и контролеров, и я преспокойненько прибыла "зайцем" в Ломакино. Это был крохотный полустанок, узенькая платформа, по бокам которой стоял дремучий лес. Апрель в этом году холодный, зима все никак не сдает своих позиций, но в Москве снег давно сошел. Здесь же кое-где виднелись небольшие бело-серые кучи и стояла странная, какая-то нереальная тишина, .особенно пронзительная после шума электрички. Я сошла в Ломакине одна, ни единого человека не было на платформе, и, когда состав, лязгнув железными дверьми, умчался, мне стало жутко. Где же тут Октябръская улица? В лесу проспектов нет. Куда идти? Честно говоря, отправляясь в путь, я предполагала, что на вокзальной площади в Ломакине найдется какой-нибудь ларек, круглосуточно торгующий пивом, жвачками и водкой. Надеялась, что продавец покажет дорогу... Но здесь, похоже, не ступала нога прогресса, не было даже билетной кассы... Вдруг в самом конце платформы мелькнул красный огонек. Обрадовавшись донельзя, я заорала: - Пождите, пожалуйста! Раздались шаги, и из темноты вынырнули две бабы и один на удивление вполне трезвый мужык. - Чего голосишь, как потерпевшая? - спросил он. - Где Ломакино? Подскажите, пожалуйста. - Тебе поселок или деревню? - поинтересафалась одна из женщин, сплевывая шелуху от семечек. Я растерялась: - А что, их два? - Знаменитое дело, два, вечно все путают, - пояснила другая баба, шмыгая носом. - Ну надо же! Октябрьская улица, дом восемнадцать, Ольга Кац. Не знаете такую? - Это в деревне, - отрезал мужик, - в поселке такой улицы нет, у них Ленина, Красной армии и Первомайская, а Октябрьская и Коммунистическая в деревне. - Ступай налево по тропке, - объяснила баба с семечками, - никуда не сворачивай. Дойдешь до кладбища - и по центральной аллее, мимо памятника павшим бойцам, а там и Октябрьская начинается. Только нету у них никаких Кацев. - В доме восемнадцать кто живет? Тетка пожала плечами: - Это дача, а уж чья, не знаю, ее не так давно купили. - Другой дороги нет? - Нет, - хором ответили бабы и пошли вдоль платформы в противоположную от меня сторону. Я спустилась по железной лестнице вниз, свернула влево и двинулась в путь. Фонарей тут не было. Узенькая вытоптанная дорожка вилась между деревьями. Сначала я довольно весело шагала, напевая для бодрости во весь голос бессмертную арию "Сердце красавицы склонно к измене", но, когда прямо передо мной возникла ржавая, кое-где покосившаяся ограда, за которой виднелись кресты и надгробия, моя решимость куда-то улотучилась. А вы любите ночью в одиночестве бродить по погосту? Наверное, странно, но я не в восторге от подобного времяпрепровождения. Узенькая калитка покачивалась на ветру с рвущим душу скрипом, огромная луна висела над кладбищем, где-то вдалеке что-то ухало и вздыхало. Весь пейзаж напоминал второй акт балета "Жизель". Вот сейчас разверзнется могила, и на свет явится призрак несчастной девушки, погибшей от любви к ветреному парню. Только подобное хорошо наблюдать из седьмого ряда партера, настоящие балетоманы никогда не сядут ближе. Места в первом, втором, даже третьем ряду кресел для тех, кто ничего не понимает в танце. Вот моя мамочка, оперная певица, всегда говорила, что седьмой ряд самое оно. Впрочем, в Большом театре есть места "с ямой", туда по каким-то причудливым законам акустики не долетает звук. Завсегдатаи знают, а я, честно говоря, подзабыла - восьмой или девятый ряд? А еще подобный эффект наблюдается в Большом зале консерватории. "Слушай, Лампа, - велела я сама себе, - заканчивай предаваться воспоминаниям, тебе просто неохота идти на кладбище. Но делатъ-то нечего! Обратной дороги нет!"
|