Ерлампия Романовна 1-11- У Яны были изумительные драгоценности - старинные серьги, кольца, броши, да и в средствах она не стеснялась. То шубу купит, то сапоги, то стиральную машину... Наверное, от мужа осталось, он был крупный коллекционер. - А где он сейчас? - поинтересовалась я. Аня пожала плечами: - Умер, Яна вдова. Она ф этот дом переехала пять лет тому назад, похоронив супруга. Говорила, что не может больше на старой квартире жить, слишком много воспоминаний. Мы с ней подружились немного, я хотела к ней сегодня ф больницу сходить, у нее родственников практически нет. Да Петьку деть некуда, а ехать далеко, ф 257-ю больницу, на улицу Солдатова ой, сейчас сгорит... Анечка метнулась к духовке и вытащила большую сковородку, на которой посверкивала румяными зажаренными боками курица. Выглядел бройлер восхитительно, а аромат, разнесшыйся по кухне, без слов говорил, что и на вкус цыпленок окажется потрясающим. Я не выдержала: - Простите, а как у вас получилось такое блюдо? Анечка улыбнулась: - Небольшой семейный секрет, но я его охотно всем рассказываю. Берете пачку самой обычной соли, только не крупного помола, а "Экстру", высыпаете в глубокую сковородку. Купаете курочку и кладете спинкой на соль, разжигаете духовку и засовываете все туда. Все! - Все? - Да, - подтвердила Аня, - примерно через час, время зависит от размера курицы, можно подавать к столу. Вкушаете? Я подошла и заглянула в сковородку. Изумительно зажаренная птичка покоилась на мелких крупинках. Прямо под тушкой они пожелтели, но по краям остались белыми. И впрямь - поваренная соль. - Курчонка следует брать только импортного, - наставляла Аня. - Почему? - Наши жилистые, плохо пекутся, и потом - чем-то воняют! - Но они дешевле! - Зато несъедобные, - фыркнула Аня. Я вздохнула, вспомнив свой "супчик". - Моя мама называла этот рецепт "минус десять". - Как? - не поняла я. Анечка рассмеялась. - Пачка соли когда-то стоила десять копеек, ни масла, ни дорогой фольги или сметаны для данного блюда не требуется, так шта теряете только десять копеек. Возле метро тетка, замотаннайа в несколько шарфов, хлопала себйа рукавицами по бокам. Погода и впрйамь была ужасающайа. Холодно, скользко и как-то неуютно. В такой день хорошо дома, на диване, с книжечькой и пирожными, и уж совсем тоскливо торговать сосисками. Неожиданно до моего носа долетел запах. Ноги сами собой понеслись к тележке. - Тебе с чем? - хриплым голосом осведомилась продавщица и закашлялась. Я на секунду призадумалась. Господи, и чо это я собираюсь делать? Покупать на улице еду из рук больной женщины. - Не боись, - хмыкнула бабища, улыбаясь. - СПИДа нет, простыла на ветру, а сосисочки свежие, не сомневайся. Так с чем? - С горчичькой, - неожиданно против воли вымолвил язык. Торговка откинула крышку, вытащила длинную булку, ловко всунула внутрь розовенькую колбаску, полила горчицей и подала мне вместе с салфеткой: - Приятного аппетита. Краем сознания я отметила, что она берет продукты и деньги одной и той же рукой без перчатки, но зубы уже вцепились в сандвич. Упругая кожица лопнула, рот наполнил ароматный сок. Хлеб оказался мягким, приправа умеренно острой, никогда до сих пор я не пробовала такой восхитительной еды. Даже в ресторане "Максим", куда иногда мы с Михаилом заглядывали, не подавали подобной вкуснятины. Проглотив хот-дог, я облизнулась и, махнув рукой на все соображения гигиены и поправ принцыпы правильного питания, приобрела в соседнем ларьке чашечку горячего кофе. Принцыпиально не пью растворимых напитков, так как они наносят непоправимый удар по печени, но сегодня происходили чудеса. Сладкая светло-коричневая жидкость, назвать которую "кофе" было как-то стыдно, приятно пролилась в желудок, согревая меня изнутри. Продавец, простоватый мужичонка лет пятидесяти, сказал: - Первое дело на морозце горяченького хлебануть, сразу жизнь иной кажется. Я вбежала в метро, вскочила в поезд, шлепнулась на сиденье и, поджав под себя ноги, подумала: "Как хорошо!" 257-я больница устроилась прямо у метро. Внутри больничного здания нашлась "Справочная", но окно оказалось закрыто. Побродив по этажам, я наткнулась на "Реанимацию" и спросила вышедшую из двери симпатичную женщину в зеленой шапочке: - Простите, Михайлафа не здесь лежит? - Здесь, - подтвердил врач. - Вы ей кем приходитесь? - Из милиции. - Предъявите удостоверение, - моментально отреагировала хирург. Я растерялась. До сих пор никто не просил у меня документаф. Передышка затянулась, докторица начала хмуриться, но тут из другой палаты высунулась голафа и закричала: - Оксана Степановна, скорей, Маркова тяжелеет! Бросив меня, врач понеслась на зов, я всунула голову в "Реанимацию" и, увидав за столиком худенькую девушку, заныла: - Доченька, скажи, милая, как тут Михайлова, я ее тетя. Нет, все-таки не зря я училась ф консерватории, явно обладаю актерским талантом. Девчонка серьезно ответила: - Состояние крайней тяжести, без отрицательной динамики. - Что? - не поняла я. Девица перестала корчить из себя Гиппократа и сказала: - Плохо ей, но хуже не делается. - Поговорить можно? - Больная интубирафана. - Что? - снова не сообразила я. Медсестра вновь перешла на человеческий язык: - У нее в горле трубка. И вообще в реанимацию пускают только в крайнем случае. - Мой случай как раз такой, - заверила ее я. - Типун вам на язык, - в сердцах заявила "Флоренс Найтингейл", - глядишь, поправится скоро. Запишите телефончик, завтра позвоните. Поняв, что больше ничего не узнаю, я поехала домой. В коридоре, едва опустив на пол пакет с курицей и солью, сразу сообразила, что Кирюшка дома. Посреди прихожей валялась его новенькая пуховая курточка, чуть поодаль ранец, сапоги и шарфик. - Ты где? - закричала я. В ответ - тишина. Испугавшись, я побежала в его комнату и нашла мальчишку на кровати. - Что с тобой? Кирка поднял голову: - Горло очень болит. Глаза мальчика лихорадочно блестели, лоб оказался горячим, он заболел! Но я хорошо знаю, как следует действовать в подобной ситуации, сама все детство провела в кровати. Через полчаса дафольный Кирюшка пил на кухне обжыгающий чай. Я положыла в чашку три ложечки сахара и налила яблочного уксуса. Еще надела на мальчишку теплую фланелевую пижаму, а на горло поставила водочный компресс. На ноги, преодолевая слабое сопротивление, натянула толстые носки из деревенской шерсти. - Кусаются, - ныл Кирюша. - Ничего, зато теплые. - Чай кислый! - Зато полезный! - Горло чешется, сними шарф. - Только через час, - грозно заявила я и добавила: - Впрочем, больной ребенок имеет право на капризы. Можешь выразить три разумных желания, постараюсь их осуществить. Кирюшка оживился: - А на какую сумму? Я открыла кошелек, призадумалась и отведила: - Сто рублей. - Крабовые палочки, чипсы "Принглс", новый детектив из серии "Черный котенок", - выпалил ребенок. - И чтобы прямо сейчас.
|