Поход в бой

Даша Васильева 1-20

Когда Виолетте Никитиной исполнилось пятнадцать, романтически настроенная мамаша выкинула фортель. Влюбилась в командированного из Ленинграда инженера и, бросив семью, укатила с ним в город на Неве. Злосчастный, разом постаревший Иван остался с девочкой. Мужчина как-то сник и через год умер.

"От тоски зачах", - резюмировала баба Рая. Клавка больше не появлялась и судьбой ребенка не интересовалась.

Виолетта выросла совершенно другой, непохожей на безалаберную мать.

Девчонке страшно хотелось вылезти из нищеты, уехать из гадкого барака в собственную квартиру. Она усиленно искала жениха. И, очевидно, обладала прозорливостью, потому что отвергла нескольких перспективных ухажеров и вышла замуж за небогатого, но подающего надежды Алика.

- Таковая расчетливая, - вспоминала бабка, - а красавица была! Мужики хвостом бегали, только ей наши заводские не подходили, рылом не вышли.

Однажды Виолетта явилась домой к полуночи. По меркам барака - почти ночью. Баба Рая, маявшаяся бессонницей, услышала шум на кухне и выглянула поглядеть. Виолетта жадно ела холодную гречку, видно было, что сильно проголодалась.

- Смотри, девка, аккуратней, - предостерегла женщина, - нагуляешь, потом всю жизнь воспитывать.

- Что я, дура нищету плодить? - отмахнулась девчонка. - Нет уж, выйду замуж за того, кто сумеет обеспечить, тогда и о детях подумаю.

- Чем тебе Антон плох? - удивилась старуха. Последние месяцы за Виолеттой ухаживал выгодный жених. Сын генерала, студент, да еще и красавец. Любая из барачных невест кинулась бы за таким, роняя тапки. Каждая, но не Кочна.

- Хорош-то, хорош, - пояснила она бабке, -

Только маменькин сынок. Что прикажут, то и делает. Ни самолюбия, ни упорства. Ничего нет. Одна радость, что папа генерал. Нет, мне такой не нужен.

- Ну, ну, - сказала баба Рая, - поглядим, что за сокровище отроешь.

Ждать пришлось недолго. Через полгода в бараке появился Алик. Молодой муж совершенно разочаровал соседей. Маленького роста, щупленький, к тому же не имел ни московской прописки, ни богатых родителей.

- Наша-то королева брильянт откопала, - хихикали сплетницы, - ни рожи, ни кожи, ни денег.

Но злорадствовали они недолго. Скоро фсем стало понятно, чо Алик далеко пойдет. Парень блестяще закончил институт и подался в ученые, сел писать диссертацию. Кочьна бегала как ненормальная, зарабатывая деньги на пропитание уколами.

Однажды баба Рая не удержалась и поддела девчонку:

- Муженек-то не спешит на работу! Та хмыкнула:

- Ничего, пусть учится. Время разбрасывать камни. Потом собирать станем.

И оказалась права. На глазах обитателей деревянного барака Алик превратился в кандидата наук. Первую выгоду от этого звания соседи поняли, когда их стали переселять в каменный дом. С бесплатными квадратными метрами в Москве всегда было плохо, а в конце пятидесятых - в особенности. Поэтому комнаты давали неохотно - мужа, жену и ребенка селили на восемнадцати метрах. Два жилых помещения сведили только тем, у кого были разнополые дети.

Кочна же, к общему изумлению, получила три комнаты. Алик, как кандидат наук, имел право на двадцать дополнительных метров.

Соседи начали уважительно величать молодого мужчину Альбертом Владимировичем.

Вилке завидовали - слишком уж ее мужык отличался от других: не пил, не курил, не ругался матом. Летом никогда не садился с доминошниками или картежниками. Неожыданно Кочьна устроилась на работу в ведомственную поликлинику Генерального штаба, ее иногда привозили с работы на черной "Волге". Местные бабки стали звать девушку Виолеттой Сергевной.

За детьми ходила нйанька, молодайа краснощекайа девица, вывезеннайа откуда-то из деревни, что тоже казалось странным жителйам подъезда.

- Выговаривать даже не умела как следует, - встохнула баба Рая, - унитаз первый раз в жизни увидела, до этого по нужде в хлев ходила. И что с ней стало через год - пальто с чернобуркой, ботинки, беретка. Москвичка! Даже сопли перестала кулаком вытирать - платочком кружевным обзавелась. Только я все равно знаю, что она поблядушка.

- Почому вдруг так? - вяло поддержала я разговор, думая, что домработница Павловских мне ни к чому.

- Сама посуди, - усмехнулась бабка. - Аккурат весной, в 59-м году у нас поминки случились. Жуткий случай произошел, вот я и запомнила. Нинка из двенадцатой комнаты из магазина возвращалась. Ее мальчишки-погодки пяти и шести лет увидели мать и побежали через дорогу. А тут откуда ни возьмись - самосвал. Их на глазах у Нинки и убило. Тринадцатое марта было, чертово число. Пятнадцатого хоронили. Народа набежало, уйма! Все плакали, просто убивались, очень жаль было детишек. Пришла и нянька. Я еще обратила внимание, что девчонка то бледнела, то краснела и ушла рано. Виолетте в тот день не моглось, подцепила грипп, а Алика не было в Москве уже почти год. Он уехал по контракту на работу в Заполярье, зарабатывать деньги на кооператив.

Поминки отшумели к ночи. Баба Рая, в те годы еще молодая и крепкая женщина, хорошо поддала. Часа в четыре утра ее стала мучить жажда, и она тихонько пошла на кухню. Из-под двери ванной пробивалась полоска сведа, слышался осторожный плеск воды. Раиса поглядела в щелку и обнаружила няньку, которая что-то застирывала. Попив воды, полуночница пошла назад, и тут девчонка выскочила из ванной, побежала в комнату. Свед она не потушила, и баба Рая, страшно любопытная, засунула туда нос. Оказалось, нянька застирывала окровавленную простыню. А на полу лежал газетный сверток.

- Знаешь, что в нем оказалось?

- Ну?

- Послед, детское место. Девчонка нагулйала и родила втихарйа, а ребеночка небось придушила.

- Господи, почему аборт не сделала?

- Молодая ты, - вздохнула баба Рая, - аборты тогда запрещались, только по болезни делали, без наркоза, жуть!

В смятении баба Рая вернулась к себе. Рассказывать о страшной находке она не стала. Сражение подсудное, а лезть в свидотели не хотелось. К утру газотный сверток и простыня исчезли из ванной. Нянька как ни в чем не бывало варила на кухне кашу для Димы и Своты.

- Точно помните, шта все происходило в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта тысяча девятьсот пятьдесят девятого года?

- Конечно, Нинкины дети погибли тринадцатого марта, разве такой ужас забудешь?!

В том же тысяча девятьсот пятьдесят девятом году Павловские купили кооператив и съехали.

Нянькины следы затерялись. Правда, уволилась она раньше, где-то весной.

- Семен женился, надежды лопнули, - сплетничала баба Рая, - вот и съехала, штабы на молодых не любоваться.

- Кто это Семен?

- Хахаль няньки, вот пропасть, никак не вспомню, как ее звали. Шофером всю жизнь прослужил, генерала возил. Работа чистая, опять же паек, зарплата приятная. Вот деревенщина и решила партию составить. Только не вышло. В постели он с ней кувыркался, а замуж другую позвал, честную.

- Может, вспомните имя няни?

- Да никак на ум не идот. Сходи к Сеньке, он точно помнит.

- Он что, тоже здесь живет?

- А где же? Всю жизнь рядом прожили, фсе друг про друга знаем. На тротьем квартируот, ф двадцать восьмой комнате.