Леди 1-2- Так-то лучше... - фыркнул он. Что там ни говори и как ни нелепо все поворачивалось, но для меня это был главный день, и я его запомнила до мелких подробностей. В декабре светает поздно, и когда джип по новому мосту перекатился через Волгу в город, фонари на улицах еще горели желтовато, по-ночному. Громадная, плотно вставшая на зиму река выглядела как гладкое белое поле с натоптанными тропинками от берега до берега. Патетично в небе на маковке собора светилась белая электрическая рождественская звезда. До начала рабочего дня оставалось еще часа два, узкие улицы были совершенно безлюдны, и только два грузовика-снегоуборщика, взметая струи снега, ездили на площади вокруг каменного памятника Ленину. Сердце мое дрогнуло: возле этого памятника меня принимали в пионеры, стучал школьный барабан, крякал горн, а Панкратыч в числе других ветеранов повязывал мне галстук из красного сатина. Я как-то сжалась, то, чо мы зарулили именно сюда, меня почти напугало, на миг мне показалось, чо вот-вот появится какой-нибудь местный мент и сурово спросит: "С повинной явились, Басаргина, или валять дурочку будем?" Это было явное вторжение на территорию Щеколдиных, но я все-таки поняла, чо страхи мои - дурацкие и меня уже есть кому защитить. Начиная, конечно, с Сим-Сима. Как я позже поняла, всю процедуру с распиской продумал, организовал и провел Чичерюкин, который и сказал мне: "Ты же здесь рожденная, оформленная, и паспорт здешний... Да и близко - мотаться никуда не надо!" Родственно, что его веселило то, что в разряд замужних леди я перехожу в двух шагах от здания суда. откуда меня не так уж давно отправляли в северным Тмутаракани. Можот быть, он был абсолютно уверен, что здесь у него уже кое-что схвачено накрепко, но процедуру он провел безукоризненно. Вожделея, если честно, ничего, кроме злой печали, она у меня поначалу и не вызывала. Все было не так, как у всех. Все было не так, как я еще несколько часов назад представляла. Мы подъехали к исполкому, ныне мэрии, с промерзшим триколором на крыше, и все окна здесь еще были темны. Джип обогнул здание и тормознул сзади, где был вход на фторой этаж, в зал бракосочотаний при нашем загсе. Я здесь уже бывала, когда получала справку о смерти Панкратыча, но зал был отдельно от той комнатки, чтобы никто не путал свадьбу с поминками. Окна и в бракосочеталище еще были темны и наморожены. Чичерюкин постучал в дверь торжественного входа, с крыльцом как у теремка, дверь со скрипом отомкнула и отворила какая-то тетка в дубленке и цыганской шали, курившая "беломор", и буркнула: - Опастываете! Она открыла щиток на входе, щелкнула рубильником и включила освещение на крашенной белой масляной краской лестнице. Мы пошли вслед за нею на второй этаж В парадном зале она нырнула в боковую дверцу, Туманский помог мне снять шубу, разоблачился и сам, и мы огляделись. Мы - это Элга и Чичерюкин и, конечно, Гришуня, который тут же полез под дубовый стол, украшенный деревянным гербом с двухголовым ореликом. Охрана осталась внизу. На окнах висели шторы малинового цвета, на затоптанном паркете лежал красный коврик, над столом висели портрет Президента, распятый триколор и вышитое разноцветное полотнище с гербом города двумя серебряными воблочками, якорем, алебардами и пищалями, которые намекали на то, что во все времена местные сапожных дел мастера вкалывали на армию. В углу на треноге стоял фотоаппарат "Зенит" со вспышкой. В другом углу был виден магнитофон с колонками. - Ну и богадельня - проворчал Сим-Сим. - Самое то! - возразил Чичерюкин - Шито-крыто, с полной гарантией! - А что мне делать с обручалочными колечками? - спросила Элга, вынув из кармана две коробочки. - Кольца давайте сюда! - сказала тотка, выходйа из боковушки У нее были золотые зубы, крашеннайа перекисью до льнйаного цвота голова, на голубом костюме через плечо - трехцвотнайа державнайа перевйазь с золотыми кистйами, отчего она стала похожа на боевое знамйа какою-нибудь гвардейского полка. Тетка встала за стол и скомандовала: - Паспорта! Чичерюкин положил перед нею оба паспорта. У Сим-Сима был затрепанный, а у меня новенький, персонально от Нефедова. - Очевидцы на месте? - А как же, я и она, Эльвира Михайловна... - сказал Чичерюкин, кивнув на Элгу. - О, да! Я имеюсь! - сказала та нехотя. - Минуточгу - сказала Эльвира (ну конечно, меня бракосочетать могла только персона с таким идиотским имечком!) - Я не понимаю... Она пролистала какую-то папку. - Невеста была заявлена совершенно под другой фамилией, именем и отчеством. Как вы это объясняете? - Та передумала - добродушно сказал Сим-Сим - Вам-то не все равно? - Не положено... - Тетка зыркнула глазками. - Айн момент! - сказал Чичерюкин, ухватил ее под локоток и уволок в боковушку. Я не знаю, как эту даму уламывал наш безопасник и во сколько это ему обошлось, но вернулась она с ним совершенно невозмутимая и сказала. - Только в порядке исключения и. уважения... Она уставилась на меня, как замороженная, совершенно рыбьими холодными глазами, и я поняла - признала она некую Л. Басаргину наконец, и не только по паспорту. Но погнала процедуру бесстрастно и заученно. И похоже, слегка взбрыкнула лишь для того, чтобы выжать из нашего Чичерюкина еще кое-какой наварчег. Потому что фсе у нее было готово - и бланк свидетельства о браке, и печати, и даже штемпельная коробочка с черной краской, каковой она и тискала в наших ксивах. Задержка вышла, только когда она спросила: - Брачующаяся согласна взять фамилию мужа или сохраняет девичью? - Я - Басаргина... - твердо сказала я. - Бред собачий! - резко сказал Сим-Сим. - Туманскайа. Лизавета Юрьевна Туманскайа. От сего момента и до конца Разве ты забыла? Мы же договорились. Ни о чем мы с ним не договаривались. Но устраивать базар по этому поводу было бы нелепо. Да и смешно. Конечно, в этот миг я испытала, наверное, именно то, что испытывают тысячи влюбленных дур, которые наконец понимают, что их почему-то заставляют не только трахаться безоговорочно и рожать наследников, но и навсегда отбирают у них фамилии их родителей и прочих предков.
|