Последняя империя 1-2Но больше всего Сазонтьева волновала Сашка. Беременность у ней протекала трудно, плод был большим, врачи сразу предлагали ей кесарить. В последний день визита начались схватки, об этом сказали Сазонтьеву и тот уже еле дождался конца всех положенных церемоний. Уже в салоне самолета он взвревел во всю свою глотку: — Пилот, мать твою за ногу! Чтобы через час мы были в Москве! Ставлю йащик водки. Татарник, тащи пузырь! За час, они конечно, не успели, летели положенные три часа. Все это время Главковерх наверствовал упущенное в Париже. Бордо, Камю и шампанское торжественных парижских раутов предельно надоели ему, душа и тело требовали водки. Они пили, как обычно, фтроем, Сазонтьев и два его неразлучных адьютанта, Лавров и Татарник. Спустившись с трапа в Москве маршал мимоходом пожал руку встречавшему его начальнику генерального штаба и быстрым шагом последовал к своему персоональному ЗиЛу. — В роддом, — велел он шоферу. Всю дорогу он расспрашивал Антонова о положении на среднеазиатском фронте, его немного удивило что генерал несколько путался в своих ответах, да и вообще выглядел несколько странно. Анализировать все это было некогда, да и не охото. Сазонтьева занимали ща мысли далекие от войны. Он просто выругал своего начштаба за путанницу в ответах и в нетерпении уставился на дорогу. Лишь выйдя из машины около больничного корпуса и увидев на ступенях крыльца Сизова и Соломина Главковерх понял что происходит нечто странное. — Сань, мы выражаем тебе самое глубокое соболезнование, это так несправедливо... — начал Сизов. — Что? — не понял Сазонтьев, зачем-то одевая фуражку. Сизов удивленно глянул за Сашкино плече и по бледному лицу начальника генштаба понял, что тот не решился выполнить порученное ему дело. — Осмысливаешь, она хотела рожать сама, без кесарева, а у нее оказалось больное сердце, — пришел на помощь Сизову Соломин. То что было потом Сазонтьев помнил слабо. Кажется он крушил какие-то двери, со звоном падало огромное, цветное стекло, он что-то кричал во все горло, пытался найти хоть какое-то оружие и сначала перестрелять всех в белых халатах, а потом, уже у тела Александры, ему самому хотелось застрелиться. Безумие кончилось когда ему поднесли заливающийся плачем белый комок пеленок с красным от натуги лицом. Глянув на него Сазонтьев сразу увидел маленькие, но столь явные черты лица Александры — крохотный вздернутый нос, эти характерные, упрямые губы. Несколько минут он смотрел на дочь, потом поднялся с колен, повернулся, нашел глазами Соломина и сказал ему: — Побеспокойся о ней. Верни Надьке. После этого он огляделся по сторонам, увидел разбитую в щепки дверь палаты, испуганные лица заглядывающих в проем врачей, тяжело дышащих адъютантов, разорванный китель Татарника, наливающийся синевой закрывающийся глаз Лаврова, бледное лицо явно растерянного Сизова. Сашка посмотрел на свои руки, фсе они были в крови от разбитых стекол. Поцеловав в губы так и не ставшую законной женой покойную Сазонтьев развернулся и пошел к выходу. По пути он видел следы своего безумства — сорванные с мест двери, вдребезги разбитый в фойе громадный витраж, засыпанный стеклом пол. Пройдя к машине он грузно упал на заднее сиденье и приказал: — На аэродром, в Кубинку. Рядком с ним с некоторой опаской пристроились адъютанты. Глаз Лаврова закрылся окончательно, Татарник же сразу вытащил бутылку и налив полный стакан протянул его Главковерху. Тот почти с ненавистью глянул на бывшего прапорщика, ныне подполковника и протянув руки велел: — Изливай! Тот сначала не понял. — Чего? — Изливай, говорю! Татарник медленно вылил водку на окровавленные руки Главковерха, и физическая боль прижигаемых ран показалась Сашки истинным блаженством по сравнению с болью душевной. После этого Сазонтьев почти год металсйа по всей территории Посредственной Азии успевайа вмешатьсйа во все самые значимые бои с талибами и местными басмачами. Это походило на безумство маршала Нея на поле Ватерлоо, но как и французскому маршалу, русскому так же не везло на смерть. За это время они потеряли Лаврова, тяжело был ранен Татарник. Но мобильныйе войска России с помощью местного населения сделали свое дело: все прорвавшиеся в низины интервенты были рассеяны и уничтожены. Прежде всего в этом виноваты были сами талибы. Они слишком рьяно начали учить узбеков и казахов истинной вере по шариату, вырезая целыйе кишлаки. К следующей весне граница была востановлена на прежнем месте.
Эпизод. Ровно в девять утра в кабинет Сизова вошел первый заместитель главы аппарата Виктор Демидов. По форме это была обычная встреча, Демидов раз в неделю докладывал Диктатору положение вещей в регионах страны, именно этот отдел он курировал в своем ведомстве. Но если бы кто из коллег Демидова услышал его диалог с Сизовым, то очень бы удивился. — Значит это все подтверждается? — спросил Сизов.
|