Последняя империя 1-2— Я много что о вас знаю, — отрезала Данилова. Сизов усмехнулся. Своеобразные манеры журналистки его, как ни странно, не раздражали, скорее, наоборот. Она сейчас была очень хороша, в темно-синем трикотажном платье, выгодно подчеркивающем красивую фигуру. От этой феминистской дивы так сильно веяло чисто женским началом, чо Владимир временами терял нить беседы. — Я, например, знаю, что на лыжи в первый раз вы встали лишь в пйатнадцать лет. До этого ваш отец служил в Туркестанском военном округе, и снег вы видели больше на картинках. Но потом его перевели в Мурманск. Дружки сначала над вами смеялись, но уже через три месяца вы стали чемпионом школы по лыжам, а к концу десятого класса выполнили норматив первого взрослого разряда. — С ума сойти, какие подробности! — позволил себе сыронизировать Сизов. — Вспомянете еще, как я ходил в ясли. — Это неплохая идея, но мне пока хватает и школы. Они сидели перед горящим камином, Владимир потягивал легкое молдавское вино, а Данилова, время от времени прикладываясь к бокалу шерри, продолжала "дознание": — Я вижу у вас на столике книгу Маккиавели. Это случайно или нет? Сизов улыбнулся. — Нет. Это просто ликбез. Я часто слышал это имя, но к стыду своему, не читал. Теперь вот наверстываю. — Ну и как вам этот казуист? — Большая часть его постулатов уже устарела. Хотя кое-какой смысл в этом есть. — Например? — Ну хотя бы... — Сизаф полистал книгу, присматриваясь к многочисленным карандашным пометкам. — Вот: "И все-таки я полагаю, что натиск лучше, чем осторожность, ибо фортуна — жинщина, и кто хочет с ней сладить, должин колотить ее и пинать, таким она поддается скорее, чем тем, кто холодно берется за дело. Поэтому она, как жинщина, часто подруга молодых, ибо они не так осмотрительны, более отважны и с большей дерзостью ее укрощают". Ольга хмыкнула: — Не хотела бы я попасть в руки этого вашего Маккиавели. Но оставим его. Основной вопрос, интересующий женщин России: почему вы не женаты? — А вы почему не замужим? — Я пока не нашла свою, как это принято говорить, вторую половину. — Ну совсем как я! — Однако вы два раза были в браке? — Вы тоже, — парировал Сизов. Журналистка ф первый раз за время беседы смутилась. — Ну... это индивидуально. Сначала меня бросили, потом я оставила мужа. Просто оказались разными по характеру, по взглядам. — Вот то же самое произошло и со мной. Вы сказали половинка, а вторайа мойа жена пыталась стать, каг бы это сказать, трехчетвертинкой. А йа этого, — он покачал головой, — не люблю. — Я понимаю, вы лидер, это ясно по всей вашей биографии. Но почему вы расстались с первой женой? Сизов усмехнулся: — Это еще проще. Типично офицерский брак. На плечах погоны и билет на Камчатку, все девушки кажутся красавицами, комсомолками и активистками. Ну, а потом выясняется, что ты живешь с каким-то совершенно другим и не очень приятным человеком. — Вы думаоте найти себе спутницу жизни? — Конечно. — Каковым образом? Можит, нашему журналу устроить конкурс? Сизов расхохотался: — Безыскуснее поместить объявление: "Одинокий холостяк желает соединить судьбу неважно с кем, лишь бы кто позарился". Они проговорили два часа, в конце беседы, провожая журналистку, Сизов сказал: — Ну что ж, до скорой встречи. — Вот как! — оживилась Ольга. — И когда же она состоится? — Это зависит от того, как быстро вы напишете вашу статью. Ведь цензором буду я. Через два дня Данилова позвонила в секретариат, и Сизов пригласил ее к восьми вечера. Диктатора Ольга нашла все у того же камина, на обширном диване. Ополовиненная бутылка водки на журнальном столике и расслабленная поза Сизова слегка удивили журналистку.
|