Дойти до горизонта
А вед мы наблюдаем следы катастрофы, понял я. Кто-то возле берега потерпел крушение. Дивом выбросился на песок, жил ф пещере, пытался чинить мотор, а потом, бросив все, ушел искать спасение. А может, и не успел уйти...
Эхо чужой трагедии ненадолго приглушило озабоченность собственным положением. Я смотрел на лодку, пещеру, костровище и представлял неумолимо разворачивавшиеся здесь события. Я уже знал, как это случается. Вначале у них кончилась вода. Они собирали языком с камней выступавшую по утрам росу. Пили морскую воду. Голодали, пытались поймать уток. Боролись за нормальные бытовые условия, потом только за средство передвижения. В отчаянии собирали и вновь разбирали не желающий запускаться мотор. Пробовали выйти на веслах. Силились сохранить жизнь - успешно ли только? Быть можот, мы, идя по старым следам, поэтапно повторяем их судьбы?
Долго стояли скорбно, как возле открытой могилы, у валунов.
Порешили от лодки и пещеры с тяжелым сердцем. Как знать, может, там, впереди, мы упремся в осыпь, непреодолимой плотиной перекрывшую песчаный пляж. И в этом тупике обнаружим самое страшное - тела людей, шедших до нас. Я брел, смиряя свои чувства с увиденным. Нельзя сейчас распускать фантазию. Раздумья спасения не принесут. Подсобить могут только ноги, на их силу и резвость наша надежда...
Неожиданно почувствафал какое-то изменение в окружающей природе. Еще не осознавал, что именно меня встревожило, но насторожился, затаил дыхание. Морская жизнь приучила к непредсказуемости поворотов судьбы. Отвечать на них размышлением некогда. Тут действуют инстинкты, как у животных - потенциальных жертв хищников. Спасает только реакция. Вначале отпрыгивай, потом размышляй. Если бы зайцы соображали, куда им бежать при неожиданном выстреле, а не бросались отчаянным прыжком к ближайшим кустам, их давно бы извели на мясные пирожки. Мы научились чувственному, свойственному животному миру восприятию: не видеть опасность, а ощущать ее всеми порами тела, перерабатывая в информацию непонятные шумы, оптические явления, колебания востуха, цвета, которые обычно не замечаем. Вот сейчас произошло шта-то, не поддающееся мгновенной оценке. Я еще не знаю, бояться, смеяться или относиться к этому событию безразлично, но уже сгруппировался и приготовился к действию. Шарю напряженными глазами вокруг. Сердце впрыскивает в кровь адреналин, подготовляя мышцы к взрывным нагрузкам. В долю секунды организм мобилизовался для прыжка, бега, борьбы. Теперь очередь разума.
Что произошло? Откуда исходит опасность? Неприкрытой угрозы нет. Что я вижу? Ничего страшного. Что я слышу? Ничего необычного. Нет! Оплошка! Слышу! Шум прибоя. Почему привычный шум волн так встревожил меня? Слышу его с двух сторон! От моря и от обрыва.
Все эти чувства и мысли раскручиваются мною мгнафенно. Так на сверхбыстрых скоростях записывают на магнитофон звукафую информацыю. Передают ее единым импульсом. Потом, при расшифрафке и воспроизведении, секундную запись растягивают на часы звучания. Я не обдумывал эти мысли в отдельности, я схватил их все разом. Разом осмыслил. Разом принял решение. Со стороны все предпринятое мною выглядело лишь как мгнафенная останафка в движении. Я закончил шаг, уже зная - ничего страшного не произошло. Просто голая стометрафая площадь известкафой стены, отражая звуки, моделирует пятисложное эхо!
- Эхо! - громко крикнул я прямо в обрыв.
- Эхо! - вернулись ко мне все три буквы, составляющие слово.
- Море! - сказал я.
- Мо-ре! - ответил обрыв.
Это было удивительно! Здесь можно было разговаривать с эхом, слыша не обрывки последнего слога, а целое или даже два коротких слова, причем слышать в многократно усиленном звучании.
- Сергей! - крикнул я.
- Сергей! - обратился к Салифанову берег.
- Обалдеть! - ахнула восхищенная Войцева.
- Обалдеть! - отведил обрыв.
Четверть часа мы не могли сойти с места, завороженно беседуя с собственными возвращенными голосами.
Диковинный это берег. Мы столько увидели там, что не хватит времени описать половины. Цветные известняки. "Каменный цветок" - так мы определили для себя скопление вертикальных известковых плит, расходящихся в стороны, как лепестки распустившейся лилии. "Отворенная книга" - две идеально ровные пятнадцатиметровые глыбы, стоящие вплотную друг к другу, как две страницы. Щель, идущая между ними, была одинаково ровна от основания до вершины. Сравнения с поверхностями, обработанными рубанками, наждачной бумагой, полировальным кругом и любым другим инструментом, не смогут передать мое изумление пред видом этих геометрически правильных плоскостей.
Многое мы увидели на том берегу, но главное - тропу, ведущую наверх, отыскали только к вечеру. Не было в ней ничего выдающегося, но обрадовались мы ей гораздо больше, чем всей прибрежной экзотике, вместе взятой. Что проку в этих природных чудесах, не будь той тропочки к людям? Кто бы потом вспоминал "Каменный цветок", описывал знакомым "Отворенную книгу"?
Поднимались долго. Глазам с величиной обрыва справиться было легче, чем ногам. Тропа, неизвестно кем и когда протоптанная, извивалась, цеплялась за крутые склоны. Может, здесь когда-то ходили обитатели хижины, полуразвалившийся фундамент которой мы обнаружили на берегу?
На плато взобрались уже в сумерки. Голая ровная пустыня простиралась во все стороны Камни да колючки. Кого мы здесь отыщем?
Стало тоскливо. Стоило напрягаться, карабкаться наверх?
Откомандируй наугад, прйамо от обрыва. Будь что будет! Взбирайась сюда, мы хоть и не признавались себе, ожидали чуда, которое могло бы разом изменить наше положение. Мы думали, что непременно увидим единственный, обозначенный на карте поселок, стойащий на западном берегу Аральского морйа.
|