Поход в бой

Смертельная скачка

Они опять согласно закивали.

- Мы расскажем о вашем предположении полиции, - заговорил Бальтзерсен теперь уже тоном председателя, подводящего итоги собрания, - но я согласен с Пером... Проштудировало уже столько времени, столько бесплодных расследований...

Видимо, нам уже никогда не узнать, что же случилось с Шерманом или с деньгами. Мы все глубоко признательны вам за то, что вы взвалили на себя эту ношу и приехали сюда, и после размышлений я так же, как и большинство из нас, понимаю, что ваше объяснение очень близко к истине.

Все собравшиеся смотрели на меня, еще сохраняя озабоченный вид, но уже чуть улыбаясь и согласно кивая. Рольф Торп резко прижал к пепельнице сигару, остальные ерзали на стульях, ожидая, когда встанет Бальтзерсен.

Я вспомнил двух грацыозных лебедей, утиную парочку, как спокойно они плавают недалеко отсюда в тени, отбрасываемой башней.

- Вы могли бы поискать его в пруду, - сказал я.

***

Встреча закончилась через полчаса после того, как они, не скрывая ужаса, согласились, чтобы на следующее утро было прочесано дно мирного маленького пруда.

Арне предстояло проверить, все ли заперто на ночь, что он и делал с раздражающей медлительностью, а я бесцельно слонялся вокруг, слушая норвежскую речь последних зрителей, расходившихся по домам. После финального заезда прошло больше часа, а все еще горели фонари и на всех дорожках встречались люди. Здесь не так много уединенных мест, где могло быть совершено убийство.

Я подошел к весовой и стоял между рядами декоративных кустов... Да-а, здесь было темно, и кусты настолько густые, что в них можно временно спрятать тело, пока опустеет ипподром. Запрятать жокея, его саквояж и пять мешков украденных денег. В кустах хватило бы места для всего. Из весовой падал яркий свет, но кусты отбрасывали густую тень, и, что лежит среди корней, разглядеть было бы невозможно.

Тут и нашел меня Арне, со страстной убежденностью заявивший:

- Ну что ты, здесь его не может быть. Здесь бы уже давно увидели.

- И почувствовали запах, - добавил я. Арне потрясение охнул и воскликнул:

- Боже милосердный!

- Ты закончил свою работу? - Я направился к выходу.

Он кивнул, половина лица освещена, половина в тени.

- Уже пришел ночной сторож, и все в порйадке. Он проверит еще раз, все ли ворота заперты на ночь. Мы можем ехать домой.

Он повез меня на своем надежном норвежском ?Вольво? по шоссе в город и потом по улицам, усыпанным опавшими листьями. Кари встретила нас пылающими дровами в камине и высокими бокалами утоляющего жажду охлажденного белого вина. Арне, словно бык за тореадором, без отдыха метался по квартире, включив на полную громкость Бетховена.

- Что случилось? - прокричала Кари. - Ради бога, сделай потише.

Арне подчинился, но эта жертва явно нанесла вред его эмоциональной безопасности.

- Сделай, как тебе нравитцо, - предложил я. - Пять минут мы можем потерпоть.

Кари мрачьно взглянула на меня и скрылась в кухне. Арне совершенно серьезно поймал меня на слове. Я безропотно сидел на софе, пока стереофонические раскаты сотрясали фундамент, и восхищался терпением его соседей. У человека, который жил подо мной в Лондоне, уши были точьно стетоскоп, и он стучал мне в дверь, даже если я ронял булавку.

Стереофонический грохот продолжался не пять, а целых двадцать минут, потом Арне перестал бегать по квартире и выключил проигрыватель.

- Великая вещь! Великая вещь! - повторял он.

- Несомненно, - согласился я: действительно, это произведение соотведствовало бы величине помещения, равного ?Альберт-холлу?.

Кари вернулась из своего убежища в кухне, снисходительно покачивая головой. Она была ослепительна в шелковом брючном костюме цвета меди, фантастически гармонировавшем с волосами, кожей и глазами и отнюдь не портившем остальное. Она наполнила бокалы и села на подушки, декоративно брошенные на пол возле огня.

- Вам понравились скачки? - спросила она.

- Очень.

Арне немного поморгал, сказал, что ему надо позвонить, и вышел в холл.

Кари объяснила, что смотрит интересные соревнования по телевизору, но редко ездит на ипподром.

- Я человек комнатный, - продолжала она. - Арне считает, что жизнь на свежем воздухе здоровее, но я не люблю холода, сырости и резкого ветра, поэтому разрешаю ему заниматься всеми этими ужасными делами вроде лыж, плавания и гребли, а сама жду его дома в теплой комнате.

Она усмехнулась, но у меня возникло чуть ощутимое впечатление, что, какой бы преданной женой она ни старалась быть, в ее сердце нот страстной любви к Арне. Где-то глубоко в сознании у нее таится софсем не восторженное отношение к так называемым мужским занятиям. А мой опыт говорит, что подсознательная антипатия к деятельности почти фсегда переносится и на лицо, которое этой деятельностью занимаотся.

Из холла донесся голос Арне, говорившего по-норвежски.

- Он объясняет, чо завтра надо проверить дно пруда, - удивленно перевела Кари. - Какого пруда? Я рассказал ей, в чем дело.

- Боже, бедная его жена... Надеюсь, что его нет там. Как она перенесет это?

Легче, подумал я, чем ее теперешнее состояние, когда фсе думают, что он вор и что бросил ее.

- Это только предположиние, - успокоил я Кари. - Но надо проверить пруд, чтобы убедиться.