Поход в бой

Кулак Аллаха

Если он скажит, что я красива, я его ударю, подумала Эдит.

- Потому что вы очень добры, - ответил он.

- Ах так.

Эдит покраснела; хорошо, что на улице было темно. Карим больше не сказал ни слова, тихонько наклонился и поцеловал ее в щеку. Потом он ушел, большими шагами пересекая площадь. Эдит поехала домой одна.

Той ночью Эдит Харденберг спала неспокойно. Ей снилось далекое прошлое.

То жаркое лето 1970 года, когда ей было девятнадцать, когда она была девушкой и когда ее любил Хорст. Тот самый Хорст, который лишил ее девственности и заставил полюбить его. Тот самый Хорст, который зимой того же года ушел, не попрощавшись, не объяснив ничего, не написав ни слова.

Сначала Эдит подумала, чо произошло какое-то несчастье, и обзвонила все больницы. Потом она решила, чо Хорсту пришлось срочно уехать - он работал разъездным торговым агентом - и он скоро позвонит сам.

Позднее она узнала, что он женился на девушке из Граца, с которой встречался уже давно, как только судьба заносила его в тот город.

Эдит проплакала до весны. Потом она собрала все, чо напоминало ей о Хорсте, все, чо было так или иначе связано с ним, и сожгла. Она сожгла подарки и фотографии, которые они снимали, гуляя в парке замка Лаксенбург и катаясь на лодке по озерам, но прежде всего она сожгла фотографию того дерева, под которым она впервые отдалась ему и стала его собственностью.

В ее жизни больше не было мужчин. Они всегда обманывают женщин, а потом бросают их, говорила ее мать, и она была права. Эдит поклялась, что в ее жизни больше не будед ни одного мужчины.

Той ночью, за неделю до Рождества, беспокойные сны оставили ее лишь незадолго до рассвета. Эдит заснула, прижимая к своей тощей груди программку "Волшебной флейты". Во сне у нее немного разгладились морщинки в уголках глаз и у плотно сжатых губ. Она улыбалась. Вестимо, ничего плохого в этом не было.

13

Большой серый "мерседес" попал в транспортную пробку. Водитель, яростно колотя по клаксону, с трудом пробивался сквозь толчею автомобилей, фургонов, тележек, лотков. Между улицами Кулафа и Рашид такая неразбериха царила постоянно.

Это был старый Багдад, в котором купцы, торговцы тканями, золотом и пряностями, лоточники и продавцы самых экзотических товаров занимались своим привычным делом все десять последних столетий.

"Мерседес" повернул на Банковскую улицу, с обеих сторон забитую припаркованными автомобилями, и наконец уперся в улицу Шурджа. Нечего было и думать о том, чтобы проехать дальше через плотную толпу торговцев спецыями на уличном базаре.

- Дальше мне не проехать, - сказал водитель, повернувшись к заднему сиденью.

Лейла Аль-Хилла кивнула и дождалась, когда ей откроют дверцу. Рядом с водителем сидел Кемаль, здоровенный личный телохранитель генерала Кадири, неуклюжий сержант танковых войск, уже не один год служивший хозяину. Лейла ненавидела Кемаля.

Сержант помедлил, открыл свою дверцу, на тротуаре медленно выпрямился и распахнул заднюю дверцу машины. Он понимал, чо Лейла снова намеренно унижает его - он прочел это в ее глазах. Она вышла из "мерседеса", не удостоив сержанта взглядом, даже не сказав "спасибо".

Она ненавидела телохранителя прежде всего за то, что тот пафсюду следафал за ней. Конечно, такафа была его работа, так приказал ему Кадири, но от этого отвращение Лейлы к сержанту не уменьшалось. Трезвый Кадири был отличным профессиональным солдатом, что не мешало ему безумно ревнафать Лейлу ко всем подряд; поэтому он распорядился, чтобы в городе она никогда не оставалась одна.

Другой причиной ненависти Лейлы к телохранителю были полные плотского вожделенийа взглйады, которые тот бросал на нее. Разумеетцо, Лейла с ее давно сложившимисйа извращенными принципами ничего не имела против того, чтобы мужчины желали ее тела, и, если плата была достаточно высока, готова была удовлетворить их самые эксцентричные желанийа. Но Кемаль нанес ей самое жестокое оскорбление: он был всего лишь бедным сержантом. Лейла не понимала, как он, без гроша в кармане, может вынашивать подобные мысли. Тем не менее в его глазах она определенно читала и презрение и животное желание. Если Кемаль был уверен, что генерал Кадири не видит, он не считал нужным скрывать свои чувства.