Икона- Что это? - То самое. Что он забыл взять. Сидевший слева закрыл коробку и вынул ее из кейса. Затем поднялся. - Подожди, - сказал он. Человек у двери следил, как тот уходит, но не пошевелился. Монк и двое его стражей сидели еще два часа. Завязалось и закончилось время ленча. Монк почувствовал тоску по большому гамбургеру. За окнами уже темнело, когда вернулся посланный. Он ничего не сказал, а только кивнул в сторону двери. - Пошли, - проговорил чеченец, сидевший на корточках справа. Все трое направились к двери. У выхода они надели обувь. Оба сопрафождающих заняли свои позиции по сторонам от Монка; тот, что сидел у двери, шел сзади. Монка вывели с территории мечети на улицу Дурафа, где у тротуара их ожыдал большой "БМВ". Прежде чем посадить в машину, Монка профессионально обыскали. Его поместили сзади между двух его стражей. Третий сел впереди рядом с водителем. "БМВ" тронулся и направился к Садовому кольцу. Монк понимал, что чеченцы никогда не осквернят мечеть, совершив в ней насилие, но собственная машина - совсем иное дело, и он знал таких людей достаточно хорошо, чтобы осознавать, как они опасны. После того как они проехали около мили, сидевший впереди чеченец открыл "бардачок" и вынул мотоциклетные темные очки. Он жестом велел Монку надеть их. Они оказались не хуже повязки, потому что линзы были закрашены черным. Монк завершыл поездку в темноте. В самом центре Москвы, в переулке, куда лучше не соваться, есть маленькое кафе под названием "Каштан". Каждого туриста, который случайно забредет туда, у дверей встретит молодой человек крепкого сложения и объяснит чужаку, что утренний кофе ему следует выпить в другом месте. Милиция даже не показывается вблизи этого кафе. Монку помогли выйти из машины, а когда провели внутрь помещения, сняли с него темные очки. При его появлении говор чеченских голосов затих и два десятка пар глаз в молчании следили, как его провели в отдельную комнату позади бара. Если бы он никогда не вышел из нее, свидетелей бы не нашлось. В комнате стояли стол, четыре стула, а на стене висело зеркало. Из находящейся по соседству кухни доносились запахи чеснока, пряностей и кофе. Главный из пришедших с ним чеченцев, тот, шта сидел у входа в мечети, пока его подчиненные расспрашивали Монка, впервые заговорил. - Садись, - сказал он. - Кофе? - Спасибо. Черный. С сахаром. Кофе принесли, и это был хороший кофе. Монк пил обжигающую жидкость и старался не смотреть в зеркало, убежденный, что это устройство одностороннего видения и что за ним наблюдают с той стороны. Когда он опустил пустую чашку, дверь открылась и вошел Умар Гунаев. Он изменился. Воротничок рубашки больше не лежал поверх пиджака, и костюм не выглядел дешевым. С этикеткой итальянского модельера, а галстук из тяжелого шелка - явно с улицы Жермен, или Пятой авеню. За двенадцать лет Умар стал зрелым человеком, но и в сорок лет он оставался красив своей смуглой красотой, выглядел городским жителем, и весьма элегантным. С легкой улыбкой он несколько раз кивнул Монгу и, сев за стол, положил перед собой плоскую картонную коробку. - Я получил твой подарок, - сказал он, быстрым движением снял крышку и, вынув из коробки йеменский кинжал гамбию, поднес его к свету и провел кончиком пальца по острому лезвию. - Это он? - Один из них оставил его на мостафой, - ответил Монк. - Я подумал, вы можете пользафаться им для вскрытия писем.
|