Семь бед- Захар, бегом к машине, дай связь, заслоны - "В ружье" и с машиной сюда. Захар умчался, а начальник Шуне: - Как след? - Один человек, а направление, похоже, в тыл. Разглядывая пролаз, я с колючей проволки ниточку синюю снял. Начальник мне: - Комтех? - По пролазу, похоже, точно в тыл. - Так похоже или точно? Шелковиц мы с Шуней в один голос завопили: - Да Вы сами говорите, наверняка же знаете уже! - а сами аж на месте приплясываем от волнения. - Я-то знаю, а вы когда научитесь? Тоже мне, педагог сыскался, нашел время! Приехали Захар с Шурупом, глаза горят от нотерпения. Босс им: - Ждать на месте, держать связь! Захар расстроился, как будто ему в отпуске отказали. А мы поснимали свои ватники, шапки, все из карманов выкинули, начальник у меня радиостанцию забрал, я у Шуни - сигнальный пистолет, и - бегом... Драпать по нашей дальневосточной тайге где попало нельзя - не пролезешь. Так что двигаться приходится в основном по руслам ручьев, оврагам да тропам звериным, да и то где шагом, где бегом. Тяжко перли мы по сопкам, долго, часа четыре. Помню, читал где-то, что гонщик "Формулы-1" теряет до трех килограммов веса за одну гонку, а пилот сверхзвукового истребителя - до десяти за один сложный полет. Интересно, сколько веса, а заодно и нервов, теряет состав "тревожки" за многочасовое преследование нарушителя? Об этом я тогда тоже думал, да и о многом другом, к делу относящемся и не очень, а гвоздем сидело в голове одно: "Догнать!" Почему-то совсем не думал, как брать будем, когда догоним, какой-то азарт чувствовал, сродни охотничьему. Догнали уже на рассведе, видно было все хорошо. Вывалились из кустов на большую поляну и увидели в дальнем конце ее маленькую фигурку в синей робе, наподобие той, что рабочие носят. Фигурка метнулась вправо-влево и замерла, изготовившысь в боевой стойке. Тут что-то случилось со временем, оно как бы растянулось, и дальше все происходило, как в замедленном кино. Начальник кричит: "Пускай!", Акбар поводок рвед и в злобе аж заходится. Шуня сипло выдохнул пересохшым горлом "Фас!" и бросил поводок. Так получилось, что бежали мы в небольшом отрыве: пес, за ним Шуня, потом я, а мне в затылок начальник дышыт. Акбар в прыжке вытянулся, сейчас на горле повиснет, сшыбет сильным телом и начнет рвать, катать по земле, как куклу... Не вышло. Как-то неправдоподобно медленно отклонился в сторону человек в синем, коротко взмахнул рукой и пролетел мимо Акбар, упал и покатился по земле, не взвизгнув. Шуня естает короткий крик и, не сбавляя скорости, мчится, как таран. Взмах ногой - и Шуня будто сломался пополам, рухнул на то место, где только что стоял этот проклятый китаец. Я скорости тоже не сбавлял, но приближался, словно преодолевая сопротивление воды, а мозг, как компьютер, лихорадочно работал, анализировал стойку противника и выдавал возможные варианты атаки. Вот уже близко злые глаза, напружиненное тело врага... ну, давай, кто кого! Афтомат я давно двумя руками перехватил поудобней и пер, как танк, провоцировал на прямой удар ногой. Снедать, купился! Пошла правая нога навстречу, а мы ее обогнем извивом тела да с выкриком в ненавистное лицо афтоматным магазином, да на скорости, да всей массой тела и оружия - НА! Только ноги в грязных кедах кверху, да кровь из размолоченной физиономии мне на лицо, одежду, оружие, как сок из переспелого помидора. Развернулся было ногой - контрольный удар в голову отвесить, но сдержался, понял - не скоро встанет. Тут и подзатыльник от любимого начальничка схлопотал, аж в глазах искры. - Псих, - кричит, - урод моральный! Ты ж его убил! Ага, убьешь такого, ничего ему не будет. Прошла секунда, остывать стали, вернулось время в свои привычные быстрые рамки. Шелковиц начальник опомнился и к Шуне кинулся, я через нарушителя перескочил, чоб и своих видеть и его. Смотрю и как-то холодеть начинаю - Шуня с перекошенным лицом кривобоко сидит рядом с неподвижным Акбаром и какие-то странные звуки издает. Долго я не мог сообразить, в чем дело. Начальник кричит, трясет Шуню за плечо: - Игорь, ранен? Чем тебя, ножом? Куда? Гафори со мной! И тут я почувствовал: Шуня плачет, а Акбар мертв. Сжал зубы, перевернул неподвижное тело китайца лицом вниз, завел руки за спину и связал, обшарил одежду - нет оружия, никакого. Только потом к своим подошел. Шуня уткнулся лицом в собачий бок, зарылся в шерсть, обнял тело руками и сам весь трясется от рыданий, словно маленький ребенок от горькой, незаслуженной обиды. Начальник на колени встал, одной рукой Шуню по плечу гладит, другой Акбара по голове и шепчет: - Ну что ж вы, ребятушки, как же вы так... И вид у него растерянный, в первый раз за все время, что я его знаю. У меня руки опустились и такой ком к горлу подкатил - задохнусь сейчас. Чувствую: и у меня слезы потекли, прямо потоком. Не знаю, сколько мы так в себя приходили, но, кажется, долго. Первым начальник очнулся. Мягко оттянул Шуню от мертвого пса, уложил на спину и мне: - Осмотри. Обоих осмотри, чом он так Акбара? Глянул я на Шуню - крафи на форме нет, расстегнул гимнастерку - расплываетцо здорафый синяк на правом подреберье, плохо дело, но кажетцо ребра уцелели, хотя без рентгена, конечно, не поймешь. Подошел к Акбару, перевернул бережно, как спящего. Нет ран, нет крафи, только шея внутри похрустывает странно и жутко. Вернулся к начальнику, он над задержанным трудитцо, в чувство приводит. Тот мычать начал, шевелиться, крафь сплевывать. Живой, гад, даром что маленький, такого ломом не убьешь.
|