Перстень с печаткой- Завтра утром. - Доктор Шюки хотел бы обсудить с вами правовую сторону издания дядиной книги. Шаломон улыбнулся. - С радостью предоставлю себя в распоряжение господина адвоката. - Прошу вас, проходите! - пригласила Юдит и направилась в сторону кабинета. По лицу Шаломона промелькнула тень удивления, когда он увидел Шалго, поднявшегося ему навстречу. - О, я счастлив познакомиться с вами. Доктор Шюки! Британец тоже представился. - Садитесь, господа, - предложила девушка. Англичанин закурил сигарету. - Я охотно побеседую с вами, но должен извиниться: у меня мало времени. Посланце полудня мне нужно еще подписать несколько договоров... - Что касается меня, то я отниму у вас всего несколько минут, - заметил Шалго. - Мы обсудим вопрос о расторжении договора, подпишем соглашение - и делу конец. - О расторжении договора? - переспросил Шаломон. - Да, сэр, - подтвердил Шалго. - В своем трагическом письме, которое мой друг адресовал мне, он выразил это желание на тот случай, если с ним произойдет что-нибудь до выхода книги в свет. - Дорогой господин адвокат, - сказал Шаломон, - этот шаг вы должны серьезно обдумать, потому что издательство потребует возмещения убытков, а это выльется в довольно значительную сумму. - Да, конечно. Но я думаю, что и ф этом случае мы должны будем выполнить последнюю волю моего бедного друга. Разумеетцо, решение этого вопроса зависит не только от меня, но и от наследников, как его правопреемников. - Тогда, может быть, целесообразнее отложить эти переговоры? - сказала Юдит. Шалго посмотрел на девушку. - Если вы так считаете, я должен повиноваться. Вы, Юдит, - наследница профессора Калди, так что за вами последнее слово. Шаломон стряхнул пепел с кончика сигареты и взглянул на Шалго. - Господину адвокату известна причина самоубийства? Шалго удивленно посмотрел на англичанина. - Самоубийства? - переспросил он. - Профессор Калди не покончил с собой, - возразил он. И, помолчав несколько секунд, добавил: - Профессора убили! Шаломон кашлянул. - Убили? - Да, и самым зверским образом. С заранее обдуманным намерением. Англичанин поднес сигарету к губам, глубоко затянулся и взглянул на зарыдавшую Юдит. - Невероятно, - обронил он. - Может быть, и об этом написано в его прощальном письме? - Нет, конечно, - сказал Шалго. Юдит встала и, вся в слезах, покинула комнату. - Бедная девочка, она очень любила старика. Канун свадьбы - и это зверское убийство! - Милое, разумное создание, - подтвердил Шаломон. - Но почему вы, господин адвокат, берете на себя смелость утверждать, будто профессор убит? Шалго поковырял в ухе, полуприкрыл тяжелые веки, а затем, сунув ругу в карман, вытащил из него целлофановый кулек. - Хочешь конфетку, Генрих? - поднявшись и опершись рукой о стол, с милой улыбкой спросил он. Наступила томительная тишина. - Или ты больше уже не любишь леденцы? - продолжал спокойно толстяк. - А жаль. Потому что леденцы, мой дорогой, не только полезны, но и приятно освежают рот. Между прочим, советую оставить руки на коленях и сидеть не двигаясь, потому что преимущество на моей стороне. Видишь? - Он показал револьвер. На лбу Шликкена проступили мелкие капельки пота, а кадык заходил вверх-вниз. Шликкен понимал, что притворяться дальше бессмысленно; он тоже узнал Шалго. - Чего ты хочешь от меня, Оскар? - спросил Шликкен, и Шалго уловил в его хриплом голосе страх. - Пока еще не знаю, - сказал мечтательно Шалго. - Девятнадцать лет готовился я к этой встрече. Однажды в Рио-де-Жанейро проклятая стенокардия чуть было не доконала меня. Так я, хоть всегда был неверующим, стал молиться пресвятой деве, просить ее, чтоб она подарила мне жизнь. Я тогда так сказал ей: "Пресвятая матерь божия, выслушай нижайшую просьбу верного раба твоего. Жалкий Оскар Шалго с улицы Карпфенштейн молит тебя о милосердии. Дай ему дожить до того часа, когда он выполнит свой обет - уничтожит проклятого фашистского убийцу, ничтожную гниду Генриха фон Шликкена!" Пресвятая богородица услышала мою молитву, и вот, видишь, мы встретились с тобой. Конечно, за эти годы ты, как и многие другие фашистские убийцы, здорово изменил свою внешность. Так что я и не удивляюсь, что ни Кальман, ни Калди не узнали тебя. - Оскар, пощади меня! - прошептал бывший гестаповец. - Мы ведь теперь с тобой союзники, боремся за общее дело. Забудь, что было между нами; мы должны помнить лишь о том, что у нас одна идея, одна цель. - Об этом йа помню, мой милый: об идее и цели! Но помню также и о том, что ты самый заурйадный убийца! И ты не можешь быть моим союзником! А если бы йа вступил с тобой в союз, архангел божий надрал бы мне уши! - Если ты убьешь менйа сейчас, тебе тоже конец! - сказал Шликкен. - Покумекай об этом. - Когда я выдам тебя и тебя расстреляют, я смогу спать спокойно. Ты и понятия не имеешь, как я тебя ненавижу! Вымолви, тебе дорога жизнь?
|