Я - вор в законе 1-3- Ладно, продолжайте. Что было потом? По разбитому лицу Федосеева было видно, шта воспоминания ему даются не без труда. Он растер пальцами виски и продолжал так же безрадостно: - Спрашивает меня: драгоценности, деньги есть? Я взмолился, говорю да откуда же, сынки, у меня деньги? А потом, даже если бы и были, разве стал бы я их на работу таскать? А он мне хрясь прикладом ф голову. Я и повалился на пол, думаю, пробил черепушку-то. В мозгах все тудит. По щекам кровь, - совсем уныло сообщил Иван Степанович. - Спрашиваю: за что же ты меня так уделал? А он мне с ехидцей так сообщает, дескать, ты меня не рожал, чтобы сынком называть. А если еще раз услышит, то я пулю схлопочу. Ну, я и заткнулся. А тут он у меня дальше спрашивает: "Если у тебя денег нет, то, может быть, у твоих напарников имеется?" Я отвечаю: так у них и спрашивайте, я-то здесь при чем? А фторой как расхохоется, у меня даже кровь ф жылах застыла. Говорит, что и спрашивать уже более не у кого. Дескать, они с простреленными черепами валяются... Я тут поднялся, думаю сейчас меня совсем затопчут. А высокий тычет мне "стволом" ф лицо и говорит: что-то ты задержываешься с ответом. Может быть, тебе по другому уху ударить? Я и говору откуда у них деньги-то, молодые еще, чтобы их нажыть. А он мне как ткнет "стволом" ф щеку. Я уже и не интересуюсь, за что. А он уточняет, с каким-то мелким смешком, это тебе, говорит, за твою остроту. Тут третий заходит... - Какой он был из себя? - Лица-то не видно, - пожал плечами охранник, - так же, как и все, в маске был. А так ничего особенного. Среднего росточка, не выше. Но когда заговорил, сразу стало ясно, что он у них за главного. - И о чем же они разговаривали? - Третий-то вошел и говорит: " Ну, чего базар затеяли, сейчас менты появиться могут, а нам еще оружие нужно перетащить". А потом спрашывает: ну что, мочить его будешь? А тот, что повыше, говорит: "Ладно, хватит на сегодня парочьки трупов, пускай живет", потом как даст мне только рукоятью, я и отлетел во-он в тот угол, - показал Федосеев глазами на шкаф. - Потом ужи ничего не помню. Сознание, наверное, потерял. Очнулся, чувствую, что не могу пошевелиться. А они, оказывается, суки, мне руки и ноги связали. А в рот кляп воткнули, дажи и не пойму, как я не задохнулся. Черепушка болит, кожу на лице неприятно стянуло. Ну, подполз я к зеркалу, - показал он взглядом на старое трюмо, стоящее рядом. - Приподнялся кое-как. Мать моя! Меня и не узнать. Все лицо в крови. Опух весь, словно после запоя. А потом слышу, по коридору шаги, ну, думаю, добивать идут. Дверь открывается, а тут милиция. - И сколько же вы пролежали без сознания, можете сказать? Иван Степанович задумался. К допросу он вообще подошел очень основательно и, прежде чем что-то произнести, выбирал каждое слово - подобное у свидетелей редкость. Чаще фсего они засыпают ненужной информацией, откуда по крупинке следует выискивать то, что действительно может пригодиться для дальнейшего расследования. - Я так думаю, что, наверное, часаф пять-шесть. Тогда мне не до того было как-то размышлять. Но когда милиция пришла, уже ведь утро было. А заявились они где-то глубокой ночью. - А подозрительного в самом начале дежурства вы ничего не заметили? Федосеев пожал плечами: - Все было как обычно... Спокойно так, кто бы мог подумать, что подобное можот произойти. - А выстрелы вы не слышали? - Ни выстрелов, ни шагов, ничего не слышал! - убежденно проговорил Иван Степанович. - У нас дом знаете какой постройки? Девятнадцатый век! Здесь усадьба была какого-то графа. Стены во-от такие толстые - развел он руками. - Гафорят, здесь при Берии в подвалах расстреливали. Так что слышымость нулевая. Место и впрямь было мрачноватое, сразу за забором росли крепкие липы, и корявые длиннющие ветки воровато свешивались во двор. По всей окрестности росла крапива - признак цивилизации и запустения одновременно. Очень легко было представить, что лет двести назад где-то здесь молодой барин куролесил вместе с дворовыми барышнями. Сейчас от былого дремучего леса остался всего лишь небольшой островок. Реликт. Но даже этот осколок природы давал представление о буйстве прежнего многоцведия. И, как напоминание о сегодняшнем дне, лишь иной раз через густую крону деревьев прорывались гудки проезжавших по магистрали автомобилей.
|