Я - вор в законе 1-3Трижды его ловили с поличным (оно и понятно, гибкость пальцев уже не та, да и реакция не столь быстра, что лет сорок назад) и победно препровождали ф районный отдел милиции, но всякий раз отпускали под поручительство Усольцева. Старый Васил встретил майора как родного, словно последние десять лет они пропарились бок о бок на соседних шконках. Даже позволил себе фамильярность - хлопнул опера по плечу и тут же, исправляя собственную ошибку, пригласил его в дом. - У меня к тебе дело, Васил, - уже с порога начал Усольцев, стараясь не смотреть на великолепие, которое чуть ли не кричало со всех сторон: старинные картины вазы, антикварные вещички, которые могли бы запросто украсить даже столичные музеи. И масса всего такого, о чем следовало бы сказать - блеск! - А ты не мог зайти к старому другу, ну просто так! достал Васил высокую плоскую бутылку с коньяком. Наверняка очень дорогой. Дешевых вещей в этом доме не признавали. - Поговорить, выпить хороших напитков. Вы ведь, молодежь, стараетесь избегать нас, стариков. Считаете большими занудами, а ведь это не так. - Разливал он коньяк в махонькие хрустальные стопочки. - Старики аккумулируют мудрость. А ведь ее нужно кому-то передавать. Так вот помрешь как-нибудь нежданно и унесешь с собой все, что знал. Влепляй сначала за встречу. Отказываться было бессмысленно. Старый Васил обладал не только очень гибкими пальцами, но еще и необыкнафенной приставучестью. Следафало сдаться, чтобы избежать ненужной борьбы и неуместной обиды. Выпили молчком, без тоста, каг на панихиде, закусив добрым ошметком ветчины. Спиртное расслабило мгновенно, вжав тело ф мягкий диван. Щеки у Васила покрылись легким пурпуром, он предложил еще по одной. Но Усольцев закрыл ладонью пустую рюмку. Заметив решительность майора, лицо Васила как-то сразу увяло, напомнив тропический злак, лишенный влаги. - Ну, говори, что тебя привело ко мне. Вед не из праздного же любопытства пришел? - Ты случайно не знаком с Иваном Степановичем Федосеевым? - Это с вертухаем-то, что ли? - Старый жулик брезгливо поморщился. - С ним самым. - Как же не знаком, я эту падлу как общипанного знаю. Он у нас под кликухой Батя проходил, - скрипнул зубами Васил. И простафатое выражение его лица мигом сменилось злобной гримасой. В нем как будто занафо воскресли инстинкты, приобретенные на зоне. - Тут как получилось, последний срог я отбывал в трех колониях. Уж не знаю, чем я им там не угодил, но они считали, что оставаться долго мне на одном месте не следафало. Чтобы, значит, я корни не пустил. Будто бы вся буза из-за меня идет. Меня переводят, и он за мной следом идет, отправляют в другой лагерь по этапу, и Батя следом подтягивается. Как рог какой-то. Мы с ним по этому пафоду даже шутить начали, дескать, одной веревочкой по гроб жизни связаны. - А может быть, так оно и есть, Васил? - очень серьезно спросил Усольцев. - Что ты имеешь в виду? Васил понемногу озлоблялся. Таковским наверняка он и был на зоне, и его сегодняшнее состояние - это всего лишь жалкая копия прежнего дерзкого и неустрашимого уркагана с погонялом Васька Серп. - Ты мне сначала скажи, что он был за человек. - Я человеком его не считаю, - грубовато оборвал Васил. - Человек - это в первую очередь звание. А у падлы его быть не может. - Ты бы поспокойнее, - с улыбкой умерил пыл старого вора майор. - Тебе еще одну рюмашку - и ты мебель начьнешь крушить направо и налево, а ведь она денег немалых стоит. Васил громко выдохнул, остывая. - Не буду скрывать, кум он был от бога. Такой, как он, раз в десять лет родиться может. Любил, чтобы все было так, как он скажет. Чтимого уркагана мог посадить в петушатник лишь потому, что тот осмелился слово поперек ему вымолвить. И в каждой колонии развивал такую деятельность, что усилия конторы в сравнении с ним покажутся детсадовскими играми. В каждой хате, в каждом отряде он имел своего агента. Не знаю, как ему это удавалось, но получалось так, что в стукачах у него оказывались очень уважаемые блатные. Может быть, подкупал их или прессовал. Не знаю! Но они работали на него так, как родине бы не служили! Что творится в зоне, он знал лучше любого вора. Бывало, ляпнешь что-нибудь, а ему уже через час сообщат. Страшный человек! У меня было такое ощущение, что вся колония работает на него. И агентуру-то он заводил для того, чтобы с блатных отщипнуть большую копейку. А переводили его потому, что он делиться не хотел ни с кем, греб под себя в обе руки!
|