Холодное солнце"Интересно, что ему сейчас снится?" - думал Бармин, заворачивая в полотенце хрустальную вазу. Странно, он не испытывал к кавказцам, наверняка решившим поступить с ним так же, как привокзальная милиция, никаких злобных чувств. Вот и золотозубому, с веселой улыбкой снявшему бы с него голову при первом удобном случае, Бармин не хотел причинять вреда. Склонившись над золотозубым, Бармин потрепал его по щеке и прошептал: - Вставай, брат! Тот открыл глаза. Увидев улыбающуюся физиономию гостя, он резко оторвал голафу от подушки и хотел уже закричать, но Бармин тут же успокоил его ударом по затылку. Золотозубый нырнул носом в подушку. Смахнув со лба выступившую испарину, Бармин склонился над кавказцем. Тот не шевелился и едва слышно дышал. Бармин вытащил у него из кармана слиток и выглянул в коридор. Безымянный ежился и беспокойно водил головой, чувствуя идущий от балконной двери холод. Казалось, сейчас он проснется. Словно поймав эту мысль, парень открыл глаза, глядя перед собой во мрак комнаты: там сейчас должен был находиться "синяк"... ***
Кореец задыхался и не мог есть даже с помощью майора. Окрошка из котелка корейца пролилась: ее остатки текли у него по подбородку и шее. К собственной каше Богданов пока не притрагивался: он выпьет ее в последний момент, когда начнут собирать посуду. Выпьет как все доходяги - через край. Майор понял, что кореец не доживед и до утра. Значит, завтра ему толкать вагонетку в одиночку. - Хлеб мой себе возьми, Сережа, - прошептал кореец, не глядя на Богданова. - Ни с кем не делись. Завтра у тебя трудный день. - Ну-ну, - Богданов похлопал корейца по руке. - Сам съешь пайку, когда отлежишься. Этот кашель от сырости! - Пусть от сырости, - слабо улыбнулся кореец. - Жаль, не дожил до конца. Ведь скоро конец! Все, нет больше руды! - Как нет? А что ж мы возим? - Пустую породу. Я знаю. - А почему до сих пор не прекратили добычу? Зачем пустоту долбить? - Богданов вопросительно посмотрел на корейца. - Так сразу не разберешь, где руда, а где шлам. Они там, наверху, сырье не анализируют. Дробят и сразу - в печь. Потом по выходу металла судят о том, есть руда стесь или нет. Вот увидишь, этот участок скоро закроют. Богданов снял с себя суконную рабочую куртку с номером и накрыл корейца поверх одеяла. Его куртка была сухой, а куртку корейца следовало просушить. Майор встал и сунул ее себе под мышку. - Ты пока поспи, а я твой хлеб у себя подержу. У меня никто не отнимет. Через час я тебя разбужу, и поешь, - сказал Богданов. Кореец утвердительно хмыкнул и закрыл глаза.
***
Их разбудили среди ночи. Не поднимая с тюфяка головы, Богданов видел, как какие-то люди, светя шахтерскими лампами, шли в забой. Охранники засуетились, принялись пинками поднимать рабов. Майор не шевелился, сохраняя остатки сна и экономя силы. Охранники были еще далеко от него. Вскоре группа вернулась из забоя. - Двух мнений быть не может, - громко говорил кто-то, - рудное тело выклинивается метрах в двадцати перед забоем. Да и геофизика подтверждает... Внезапно группа остановилась. - А это... что такое? - спросил все тот же голос, освещая лампой нары. - Передовой отряд, Илья Борисович! - ответил кто-то из группы с готовностью. Голос показался майору знакомым. Кажется, это был тот самый куратор, который выкупил его у Витька. - Что они, здесь и спят?! В этом холодильнике?! - заорал Илья Борисович. - Сколько они ужи здесь? - Э-э... - неуверенно заблеял "куратор". - Кто такие? - Штрафники! - Что?! - взревел Илья Борисович. - Опять старая песня?! Тебе что, начальник, работать надоело?! Березовщину тут разводишь! - Эти еще до вашего приказа сюда попали! Из штрафникаф! Я их, можно сказать, из ямы вытащил! - попробафал защищаться куратор.
|