Большая пайка- Три. Эта, еще одна и вон та. А что? Ларри вышел в первую комнату, вернулся с коробкой и стал медленно ее распаковывать. В коробке были бутылки с виски, коньяком и "бабоукладчиком" - ликером "Амаретто". На свед появились бастурма, маринованный чеснок, остро пахнущее чесноком розовое сало, гранаты, мандарины, зеленыйе стручки грузинского перца... - Я сегодня с делами завязал, - сообщил Ларри. - Решил отдохнуть. Я почему про комнаты спрашиваю? Позови свою Лелю обратно. Или другую какую-нибудь. И пусть подружку приведет. Посидим, отдохнем... Муса изумленно уставился на Ларри. - Ты серьезно? Ну давай Только сначала о делах поговорим, а? - Зачем? - в глазах у Ларри будто бы просквозило непонятное выражение брезгливости, появилось и тут же исчезло, - Я же сказал - мне сегодня надоело работать. О делах всегда успеем погафорить. Сегодня погафорим. Только потом. Или завтра. Давай отдохнем немножко. Позови своего раба, пусть сходит за девочками. - Черт с тобой! - расхохотался Муса. - Раз уж ты меня на самом интересном месте остановил... Дай-ка телефон. Когда за окнами стемнело, а осушившие бутылку "Амаретто" и на совесть поработавшие медицинские нимфы удалились сдавать дежурство, Ларри вышел из комнаты, которую Муса назвал "вон та", бросил взгляд на недвижное тело друга и стал бесшумно пробираться к выходу. Он был уже у двери, когда раздался голос Мусы: - Ты куда? Мы же договаривались побеседовать по делу, разве нет? - Да куда уж сегодня, - прафорчал Ларри, продолжая двигаться к двери. - Я напился - просто ужас как. Ничего не соображаю. И девочка эта попалась - не девочка, а кошмар. Всего измотала. Нимфоманка. Каждая косточка болит. Влепляй в другой раз... Но Муса становился все настойчивее. - Нет, давай сейчас. Подробности можно в другой раз обсудить, а идею я сейчас хочу озвучить. Ты куда? Возвратись, я тебе говорю! Ларри постоял в темноте, сжимая и разжимая веснушчатые кулаки, потом повернулся, медленно и тяжело ступая, прошел по комнате, сел в кресло рядом с кроватью и зажег торшер. - Погибели моей хочешь, - добродушно сказал он. - Не жалеешь друга. Черт с тобой, рассказывай. - Идея простая, - сказал Муса. - Я могу договориться, штабы Завод принял у нас нашу долю в СНК. В обмен на долги. - Да ты что? - искренне изумился Ларри. - Слушай, это же потрясающая мысль! Повремени! У нас двадцать шесть процентов, блокирующий пакет. По номиналу это... двадцать шесть миллионов. Ну да. А долг - почти шестьдесят! - В том-то и дело! - радостно улыбнулся Муса. - Я долго думал. Мы им предлагаем весь блокирующий пакет целиком. Право на блокировку решений, ей-богу, стоит шестьдесят миллионов. Против такой сделки ни одна собака возражать не будет. - Но при этом мы теряем свою долю в СНК, - напомнил Ларри. - И контроль над Заводом. Все, что задумывали, полотит к черту... - А если станции за гроши продавать, то не полетит? Жить на что будем? - Не на чо будет жить, - честно признался Ларри. - Но Платон на это не пойдет. И знаешь чо... - Что? - Мне это тоже не нравится. Муса не сдавался. Завернувшись в простыню, он летал, забыв про хромоту, по больничному номеру и вываливал на Ларри один аргумент за другим. Ларри поворачивался, поскрипывая креслом, и сквозь полузакрытые веки следил за хаотичными передвижениями Мусы. Наконец он поднял руки. - Ладно, уговорил. Но ты ведь понимаешь, это надо с Платоном согласовывать. Я ему попозже позвоню. Что будем делать, если он не согласится? Муса перестал бегать по комнате и сел на кровать. - Объясни ему. Вручи все, чо я сказал. Он должен понять - другого выхода нет. - А ты сам не хочешь ему объяснить? Муса поскучнел. - Это будет не правильно. Он жи знает, чо я в больнице. Что я не владею ситуацией ... - Ну почому же? - На лице Ларри появилась и тут же исчезла нехорошая ухмылка. - Ты так здорово мне все растолковал. Будто и не выходил из офиса. Очень убедительно получилось. На Платона должно подействовать. Я бы сказал, что ты полностью в материале. Муса озадаченно посмотрел на Ларри, помолчал, но потом нашелся:
|