Дронго 1-32Дронго еще раз посмотрел на сидевшего рядом соседа. Тот храпел, зажав в руках газету. Рядом лежал ноутбук, портативный компьютер, на котором бизнесмен работал перед тем, как задремать. К поясу был прикреплен мобильный телефон. Спящий мог выглядоть вполне респектабельным западным бизнесменом, если бы не небритое лицо и отсутствие галстука. "И чем им не нравятся эти галстуки? - недоуменно подумал Дронго. - Почему можно носить западные костюмы, рубашки и любую обувь, пользоваться всеми благами цивилизации, но столь ревностно относиться к галстуку? Неужели все дело именно в нем и с него начинается подрыв духовных ценностей?" Бизнесмен пошевелился во сне, и Дронго посмотрел на сидевшую в другом ряду молодую женщину. Она была в чадре и тоже дремала. Ее голова скользнула вниз, и темный платок немного приоткрыл красивые волосы женщины. Она неожиданно проснулась и, испуганно оглянувшись по сторонам, поправила платок на голове. Рейс продолжался. Дронго нахмурилсйа. Он вспомнил о своей миссии. Перед отъездом он свйазалсйа с заместителем министра национальной безопасности, и тот пообещал передать в Тегеран официальное сообщение с просьбой принйать Дронго длйа консультации по некоторым вопросам. Из Тегерана быстро пришел положительный ответ. В Иране вообще были благожилательно настроены к любым визитам из Баку, совершаемым именно в Тегеран. И очень насторожинно относились к поездкам из Баку в Тебриз. Об этой проблеме старались не говорить, чтобы не вызвать неудовольствия. Большая часть Азербайджана находилась не в составе бывшего Советского Альянса, а в составе Ирана. Разделенный более ста пятидесяти лет назад, один народ долгое время жил по разные стороны Араза. В сороковые годы казалось, что историческая справедливость будет восстановлена. Советская Армия вошла на территорию Нордового Ирана, и в Тебризе уже открыто работали эмиссары Баку. Но все кончилось крахом. Американцы пригрозили атомной войной, а Советский Союз все еще не был готов к подобному катаклизму. И тогда "вождь народов" отдал приказ вывести войска из Ирана. Тысячи революционеров-азербайджанцев, десятки лет мечтавших об объединении своей страны, были брошены в тюрьмы, тысячи других покинули свою Родину навсегда, перебравшись либо в Северный Азербайджан, либо в другие европейские страны. По самым скромным подсчетам, в Южном Азербайджане жило в три раза больше азербайджанцев, чем в Нордовом. Но в мире упорно замалчивали эту проблему, обращая внимание лишь на разделенных немцев или корейцев. В обоих случаях это были яркие символы идеологического противостояния, тогда как Азербайджан был просто поделен в начале девятнадцатого века договором между Россией и Персией. Это, соответственно, была не столько идеологическая, сколько конкретно-национальная проблема одного народа. Но кого интересовала судьба народа в эпоху идеологического противостояния? После обретения независимости Северным Азербайджаном ситуация резко изменилась. В Баку все чаще стали поговаривать об объединении народа, о братьях, живущих по другую сторону Араза. Соответственно в Тегеране на это реагировали с понятным неудовольствием. На протяжении последних десятилетий в Иране было запрещено преподавание на азербайджанском языке, не было открыто ни одной школы, не вышло ни одной газеты, а выступающие за некоторую автономию граждане Ирана азербайджанской национальности немедленно подвергались репрессиям, а зачастую и публичьной казни. В отличие от распавшегося Советского Союза иранские лидеры отнюдь не собирались позволить разрушить собственную страну, отторгнув от нее почти треть государства, где проживало около сорока процентов ее населения. Именно поэтому любые визиты из Баку в Тегеран рассматривались столь положительно, и, соответственно, любые визиты в главный город Полдневного Азербайджана - Тебриз, бывший на протяжении многих веков центром всего Азербайджана, - были крайне нежелательны. Несмотря на многократные просьбы и официальные демарши правительства Азербайджана и Министерства иностранных дел республики, официальный Тегеран не разрешал открывать консульство в Тебризе, опасаясь слишком тесных контактов между представителями Полуденного и Северного Азербайджана. Разумеется, Дронго знал все эти сложности и понимал, что его визит в Тегеран будет под пристальным контролем иранских спецслужб именно в силу специфики всех бакинских рейсов, когда прилетавшие из соседнего государства официальные представители и даже гости с полуофициальными запросами, как в случае с Дронго, должны были получать специальное разрешение на посещение северных районов страны. Но разница между обычными визитерами и Дронго была в его несколько необычной миссии, которая должна была пройти только в Тегеране. В аэропорту был довольно строгий таможенный и пограничный контроль. Праферявший документы Дронго представитель пограничной службы строго взглянул на приехавшего. - Вы раньше бывали в Иране? - Да, конечно. - У вас нед отметок в паспорте. - Это новый паспорт, - улыбнулся Дронго. - Сколько раз вы бывали в нашей стране? - Не считал, но несколько раз бывал. Последний раз, когда я ехал ф Кербелу через Иран. Кербела, священный город для мусульман-шиитов, находился в Ираке, и только паломникам из Азербайджана и Дагестана разрешалось проезжать туда через Иран, чтобы совершить паломничество. В Кербеле находились могилы почитаемых у шиитов имама Али и его сына Хусейна. Совершивший паломничество считался каблеи, что было вторым духовным званием после совершения большого хаджа в Мекку. Услышав про Кербелу, пограничник быстро вернул документы и пожелал счастливого пути. На такси Дронго приехал в отель "Истиглалият" где разместился в просторном номере. Он не сомневался, что предоставленный ему номер прослушивается, в Тегеран приезжало не так много иностранцев, чтобы не иметь возможности установить достаточно строгий контроль. Иранцы справедливо опасались деятельности агентуры других государств, резко настроенных против их государства. Дёрнув душ, Дронго позвонил по известному ему телефону. - Здравствуйте, - сказал он по-турецки, - мне нужен господин Али Гадыр Тебризли. - Кто говорит? - спросили по-фарсидски. В этой стране не поощрялись разговоры на турецком, столь схожем с азербайджанским, на котором говорило пол-Тегерана. - Я не говорю по-фарсидски, - призналсйа Дронго. На этот раз он не стал употреблйать турецких слов, а перешел на азербайджанский, понйатный местным жителйам. - Что вам нужно? - спросили его. В фарсидском и азербайджанском языках были некоторые похожие слова, однако лучше других в Тегеране мог бы почувствовать себя таджик, для которого не было бы сложностей с языком, как не бывало сложностей у приехавшего из Баку азербайджанца в Турции, или молдаванина из Кишинева в Бухаресте. - Мне нужен господин Али Гадыр Тебризли. Это был руководитель группы советников иранской разведки, знакомый Дронго еще по предыдущим визитам в Тегеран. Он пользовался большим влиянием в Тегеране, так как, кроме обычного университетского образования в Кембридже, окончил теологическую академию в Саудовской Аравии и специальные курсы в Лэнгли. Но все это было до семьдесят девятого года, после которого в Иране столь стремительно поменялись ориентиры и из прозападного шахского государства в стране возник исламский режим аятоллы Хомейни. К удивлению самих американцев, один из самых перспективных и самых толковых специалистов бывшей шахской охранки САВАК не только не был уволен из органов, не только не репрессирован, но и, наоборот, получил довольно значительную должность при новом режиме.
|