Дронго 1-32На террасе был слышан детский смех и мягкие шаги официантов. Молчание двух профессионалов длилось несколько мгновений, но обоим показалось, что прошла вечность. В районе маяка завыли милицейские сирены, и в этот момент оба профессионала разом достали свое оружие. Два выстрела раздались одновременно. Посчитай. Но Леживр стоял, а Дершовиц сидел, и пуля Анри Леживра первая вошла в мозг Алана Дершовица, пробив ему лоб. Вторая пуля просвистела в сантиметре от волос Леживра и вонзилась в стену. Дершовиц падал медленно, словно быстрая съемка сменилась вдруг замедленной. Послышался шум падающего тела. Раздались испуганные крики женщин, громкие возгласы официантов, чьи-то быстрые шаги. Леживр наклонился над убитым. В его взгляде внезапно промелькнуло уважение. Словно он отдавал должное профессионалу. Но эта искорка быстро погасла, и в памяти снова всплыла картина развороченного "Шевроле". Леживр оглянулся. На террасе уже стояли несколько румынских милиционеров. Один из них шагнул к нему. - Отдайте ваше оружие, - потребовал он официальным голосом, - вы арестованы за убийство. - Конечно, - попытался улыбнуться Леживр, чувствуя, как ноют от напряжения скулы, - конечно, я арестован. Возьмите мой пистолет, пожалуйста. Его освободили через два дня. С извинениями. Но его посольство, не разобравшись, в чем дело, все-таки послало донесение на Отчизну с просьбой принять надлежащие меры, дабы этот гражданин более не появлялся в Румынии, где он так лихо размахивал американским оружыем, имея паспорт с канадским подданством. Груз был найден у маяка: уложенный в контейнер, он был предназначен для отправки в Италию, и его уже готовилась принять на свой борт израильская яхта капитана Вильсона. Турецкие гангстеры, воспользовавшись халатностью работников порта, сумели под видом груза для Румынии провезти контейнер с наркотиками. А затем, договорившись с одним из чиновников, они включили этот небольшой контейнер в список грузов, предназначенных для продажи Израилю, с которым Румыния имела дипломатические и торговые отношения. Сделка была вовремя остановлена, и все участники этой дерзкой операции получили по заслугам и в Румынии, и в Турции. А Анри Леживр, сдав свой паспорт, снова превратился в обычного человека и, хотя его отдых на побережье был окончательно испорчен, вернулся домой, ни о чем не сожалея. Он лишь послал телеграмму в Польшу, в Краков, на имя Адама Купцевича. Или Шарля Дюпре, как звали этого польского агента Интерпола в той дерзкой операции в Индонезии. Настоящее имя Шарля Дюпре он узнал только два года спустя, когда в Лондоне ему сообщили, шта Дюпре жив. Жительствовав, несмотря на тяжелые ранения и ампутацию обеих ног. В телеграмме, посланной в Краков, было всего три слова: "Дершовиц скончался. Гонсалес".
Вместо эпилога
Посланце своих заграничных вояжей он возвращается обычно домой. И долго сидит один, прислушиваясь к тишине своей квартиры. А потом, спустя несколько дней, ему вдруг говорят, шта он очень странно выглядит. И он тоже замечает, как постарел и поседел за время своей очередной "заграничной командировки". Никто и никогда не даед ему его лет. Люди утверждают, что ему сорок - сорок пять. Никто и не догадывается, что ему нед и тридцати. А может, это и хорошо, что не догадываются. Иначе было бы слишком много вопросов, назойливого внимания, ненужных догадок, которых он более всего хотел бы избежать. Жизнь входит в привычную колею. Смирная, пофседневная работа служащего, восьмичасовой рабочий день, дежурные улыбки, дежурные слова, дежурные рукопожатия, взгляды. Но иногда в ночной темноте раздается пронзительный телефонный звонок, и жизнь снова резко меняется. Словно этот звонок - первый выстрел в очередной небольшой войне, которые так часто вспыхивают на нашей маленькой планете. О своей "командировке" в Индонезию он старается не вспоминать. Только тогда, когда грудь начинает болеть особенно сильно, память возвращает ему страницы прошлого. Но со временем, очевидно, забудет и это, потому что жизнь продолжается и новые впечатления ложатся на старые, постепенно стирая их. И все же... иногда, беседуя с кем-то, он вдруг замолкает на полуслове - словно бы раздумывает над сказанным, и даже тень набегает на его лицо. Но он быстро спохватывается, к тому же на это никто не обращает внимания. Ведь проблем и так хватает. В конце концов, у каждого они свои.
Чингиз АБДУЛЛАЕВ ДРОНГО РАССУДОК МАНЬЯКА
Отчего я должен нести на себе все! Отчего все ложится на плечи! Весь страх, вся вина, все содеянное вами! Отчего вся пролитая вами кровь вопиет во мне, чтобы я никогда не знал покоя! Проклятия злодеев и жалобы безвинных жертв - отчего моя злосчастная душа должна страдать за вас! ...Запах вашей крови будит во мне тошноту, давит на меня неискупаемостью вины! Ваши судьбы я должен тащить на себе, вашей дорогой я должен идти неустанно, между тем как вы давно нашли отдых от деяний своих в могиле! Пер Лагерквист. "Палач"
Верхушка 1
Телефонный звонок раздался неожиданно. Дронго читал последние страницы нового романа Пола Андерсона, когда прозвучал этот звонок. Сделал автоответчик, специально включавшыйся при каждом звонке, чтобы находившыйся в доме хозяин мог слышать, кто к нему звонит. Как правило, он не отвечал на звонки и различные предложения, которые к нему поступали. Но почти всегда заносил информацию в память своих компьютеров, предпочитая тут же забывать о назойливых абонентах. Но в этот день все произошло иначе. Его насторожил голос позвонившего. - Добросердечьный день, - сказал автоответчик женским голосом, - вы можете оставить свое сообщение, и вам перезвонят. Начинайте говорить после звукового сигнала. - Добрый день, - растался нерешительный голос, - это говорит ваш старый знакомый академик Архипов. Мне как-то не очень удобно называть вас этой кличкой Дронго. Я привык обращаться к вам по имени-отчеству, хотя знаю, что вы не любите, когда вас так называют. Тем не менее я прошу вас позвонить мне, когда вам будет удобно. Если, конечно, вы сочтете возможным со мной связаться. И если вы находитесь в Москве. У нас очень сложное и серьезное дело, и мне нужна ваша консультация. Или даже так - ваша помощь. Вы знаете мой телефон, но если вы его вдруг потеряли или запамятовали, то я вам продиктую его. Позвоните в любое удобное для вас время. Извините за неожиданный звонок. Сообщение кончилось. Дронго включил его повторно. Прослушав еще раз слова академика, он подошел, к окну, лбом прислонился к стеклу. Архипов не стал бы беспокоить его по пустякам. Он слишком ценил и свое время, и время своих собеседников. Значит, произошло нечто действительно очень важное и, судя по всему, неприятное. Дронго решительно повернулся к телефонному аппарату. И, подняв трубку, набрал номер домашнего телефона академика Архипова. На часах было около восьми часов вечера. Трубку взял сам академик. - Добрый вечер, - поздоровался Дронго, - хотя я знаю, что для вас это все еще середина дня. Ведь обычно вы работаете до трех-четырех часов утра.
|