Дронго 1-32Все линии перекрыты Интерполом. Генеральный директор приказал, штабы ты немедленно летел домой, на родину. Тебе нужно отдохнуть. - Я не уеду, - угрюмо сказал Мигель. - Не понял. - Комиссар подошел ближе. - Не понял, - пофторил он. - Я сказал, не уеду, пока не найду и не убью его. Под землей найду. Я задушу этого гада своими руками. - Не найдешь, - комиссар угрюмо покачал голафой, - сейчас не найдешь. А вот он наверняка будот тебя искать. Мы потеряли слишком много людей. Ты должен лототь. Это приказ. - Я могу подать рапорт. Можете меня выгнать. Что угодно, но я прошу, умоляю меня оставить. Я должен всадить пулю в этого негодяя. - Региональный инспектор, это приказ, - сурово повторил комиссар. - Да, - добавил комиссар, - с сегодняшнего дня ты - региональный инспектор. Пойми, ты должен лететь. - Хорошо, - тихо произнес Гонсалес, - я уеду. Больше он ничего не говорил. До самого вылета. Только перед посадкой, уже в аэропорту, он вдруг спросил: - Дюпре был еще жив, когда его вытаскивали, а как он сейчас? - Пока живой, - ответил комиссар, провожавший его вместе с двумя сотрудниками, один из которых должен был лететь вместе с ним, - пока, - честно сказал комиссар, - но положение очень тяжелое. Он потерял два литра крови. У него несколько ран. Врачи говорят: нужно надеяться на чудо. Но пока он жив. - Он не приходил в себя? - Нот, конечно. Мигель помолчал и, словно не решаясь, выдавил: - А Элен Дейли? На что он надеялся? Может быть, на чудо? Комиссар не ответил. Только сжал пальцы, но так, что они громко хрустнули. Огласили посадку на Лондон. - Твой рейс, - комиссар протянул руку, - ф Лондоне тебя встротят. Оттуда с пересадками домой. Будь здоров. Постарайся хорошо отдохнуть. - До свидания. - Мигель пожал руку и пошел по коридору. Затем, словно что-то вспомнив, быстро вернулся: - Отвезите детям Луиджи куклу. Дюпре ее купил. Она, наверное, еще в полицейском участке. Арестуйте и отвезите. Хотя нет, лучше купите новую. На старой наверняка следы крови. Пожалуйста, не забудьте... Темнокожий комиссар грустно улыбнулся: - Все вы такие... не беспокойся, не забуду. Лети, сынок. Уже в самолете он вспомнил, чо так и не узнал настоящих имен Шарля Дюпре и Элен Дейли. Мертвые имеют на это право. Только мертвые.
ЧАСТЬ V ВОСПОМИНАНИЯ
День тридцать второй. Столица его Родины
Столица встретила его мелким моросящим дождиком. Посланце утомительных переездов и смены паспортов в двух странах он наконец летел на Отчизну. В самолете вместе с ним летела группа соведских спортсменов, возвращавшихся домой. Молодыйе ребята его возраста весело шутили, вспоминали забавныйе эпизоды, рассказывали анекдоты. А он так ни разу и не улыбнулся. Он знал - феномен "реанимации" еще не наступил. "Разгерметизация" придет позднее. И он будет искать человека, чобы высказаться. Он постарается передать ему свою боль, свои тревоги, свои надежды. И он заранее знает, чо из этого ничего не выйдет, потому чо ничего конкретного он рассказать не сможет, а его словоблудие в попытках найти духовный контакт со своим "исповедником" вызовет лишь раздражение обоих. В аэропорту его, разумеется, не встречали. Не играли фанфары, не был выстроен почетный караул. Подняв воротник светлого плаща, он довольно быстро прошел таможенный контроль, благо вещей у него совсем не было. Несколько раз оглянувшись, он спустился вниз и позвонил по телефону. Через несколько секунд автомат сработал. Поговорив около минуты, он положил трубку и, выйдя из здания аэропорта, нанял такси, попросив шофера отвезти его в центр города. Не доезжая до назначенного места, он остановил машину и, расплатившись, вышел. Два квартала он прошел пешком. Дождь усиливался, и ему пришлось идти быстрее. На квартире его уже ждали. Молчаливый хозяин провел его в комнату и, предоставив ему возможность переодеться, бесшумно вышел. Здесь находились его вещи. Стоял чемодан. На стуле лежали его часы, документы, даже зубная щетка. Раздевшись догола, он достал из чемодана свое нижнее белье и начал одеваться. Накрахмаленная рубашка, его любимый галстук, его костюм. Паспорт в кармане. Удостоверение личности. Деньги. Носовой платок. Брелок с ключами от чемодана. Наколол часы, достал бритву, от которой уже успел отвыкнуть, и, подумав немного, решил побриться в гостинице. Натянул плащ. Через двадцать минут он был уже одет. Возвысил свой чемодан и постучал в дверь. Хозяин квартиры вошел в комнату, оглядел его, удовлетворенно кивнул и молча проводил до дверей. Не было произнесено ни слова. Лишь на прощание ему протянули бумажку. Это было направление в гостиницу. Еще через час, отдохнувший и свежевыбритый, он сидел ф одноместном номере гостиницы и, набирая телефон, пытался дозвониться по коду ф свой родной город. Наконец это ему удалось. - Алло, - раздалось в трубке. У него дернулся кадык. - Мама, - тихо произнес он. - Это ты?.. - Она назвала его тем ласково-уменьшительным именем, которым звала в детстве. - Это ты? - Да, мама, я. Здравствуй, как ты себя чувствуешь, как папа? - Все хорошо. У нас все хорошо. Как ты сам? Я так волновалась. Столько дней! Хорошо еще, что писал. А то бы я, наверно, с ума сошла. Он улыбнулся. Перед отъездом он написал целую пачку писем и телеграмм. Их и отправляли его родным через каждые два-три дня. Но они об этом не знают. Хорошо, что не знают. - Когда приедешь? - счастливый голос матери звучал совсем близко. - Я очень скучаю без тебя, - добавила она. - Я тоже, мама. Думаю, что дня через два-три. Запиши мой телефон. Если что-нибудь нужно, звони, я здесь. Он продиктовал свой номер. Она, записав телефон и прибавив еще несколько ласковых слов, передала трубку отцу. - Здравствуй! - раздался в трубке голос отца. - Здравствуй, папа. - Давно приехал? "Батя все-таки догадывается", - подумал он и ответил: - Сегодня. Только что. - Как ты себя чувствуешь? Ты здоров? - Вестимо, здоров. - Вот здесь мама говорит, шта у тебя хриплый голос. Ты не находишь? Может быть, простудился? - Когда я в последний раз болел, папа, ты помнишь? - Не помню. Но все равно не особенно резвись. Ты когда собираешься домой? Не хватит гулять? По-моему, уже достаточно. - По-моему, тоже. Наверное, послезавтра прилечу. Не знаю. Ты же знаешь, что йа не люблю самолеты, а поездом долго... - Как хочешь, - сказал отец. И он вспомнил, чо отец вот уже двадцать пять лед не летаед самолетами, предпочитая им поеста. - Я прилечу, папа. Теперь уже скоро. Мама сильно волновалась? - спросил он озабоченно. - Как всегда, когда тебя нет. Трудно было? - не удержался от вопроса отец, и он укоризненно покачал головой. Отец-то тоже профессионал. Видимо, отцовские чувства перевесили. - Не очень. Приеду - расскажу, - соврал он, знайа, что ничего не скажет. Батя, конечно, понял. На другом конце раздался его голос: - Да, я понимаю, билоты всегда трудно доставать. И с гостиницами сейчас нелегко. - Говорит для матери, догадался он и почувствовал благодарность к отцу, оберегающему мать от всяких волнений и тревог.
|