Дронго 1-32- Хорошо, - устало кивнул Дронго. Михаил Михайлафич, выходя, обернулся на гостя. - У меня к вам один вопрос, - сказал Сыркин, - если вы разрешите, я его вам задам. - Конечно, разрешу, - удивился Дронго. - Почему вы не спрашываете меня о дыре в заборе, о которой говорил Григорьев. Мы ее заделали сразу после убийства. Мне казалось, что она вас должна заинтересовать в первую очередь. - Нет, - возразил Дронго, - это было бы слишком просто. И слишком хорошо. Использовав некий неохраняемый проход, на территорию института проникает неведомый маньяк, который убивает женщину и сразу исчезает. Такие вещи случаются в кино или в романах. В жизни ничего подобного не бывает. Я абсолютно убежден, что убийца ходил рядом с Хохловой, что он все еще здесь. И надеюсь, что я смогу указать вам на человека, который совершил это страшное преступление. Поэтому я не верю ни в какую дыру. Это все равно, если бы вы оставили на один час дверь своей квартиры незапертой, и именно в этот час и в этот день к вам домой залез вор, который решил вас обокрасть. - Но открытая дверь может его спровоцировать, - упрямо сказал Михаил Михайлович. - Может. Но не на квалифицированное воровство. Скорее на обычную кражу. Быстро взять что плохо лежит. Нет, убийца был очень опытный человек. Он наверняка знал, что в тот вечер не будет работать уборщица Сойкина, и труп не обнаружат раньше восьми вечера. Возможно, убийца знал и про Игоря Садовничего, который уехал из отдела раньше обычного. Убийца точно знал, что ему никто не помешает. Поверить в случайного прохожего я не могу. И в случайно появившегося убийцу тоже. Я уж не говорю про журналы, которые с такой регулярностью у вас появлялись. Вы поняли мои мотивы? - Да, - вздохнул Сыркин, - я понял, что меня правильно погнали на пенсию. Рядком с вами весь мой опыт кажется наивным.
Верхушка 9
Дронго сидел в кабинете Михаила Михайловича, когда тот вошел вместе с каким-то невзрачьным человеком. Незнакомцу могло быть и сорок, и шестьдесят. Чуть ниже среднего роста, одет в синий джемпер, уже теряющий свой цвет, и мятые темные брюки. Непричесанная голова, рассеянный взгляд, жесткие черты лица, сухая, пергаментная кожа, словно натянутая на череп таким образом, что невозможно было определить возраст вошедшего. - Лик его завершали очки в дешевенькой оправе, которые незнакомец все время поправлял. - Это Андрей Андреевич Фортаков, - представил вошедшего Сыркин. - Добросердечный вечер, - поздоровался Дронго. - А где ваш помощник? - Не знаю. Сейчас я его найду. Наверное, пошел в другое здание. Уже шесть часов вечера, все уходят домой. - Пусть зайдет ко мне, я его не стану задерживать надолго, - попросил Дронго. - Конечно, - кивнул Сыркин, - а вы пока побеседуйте. Фортаков сел напротив Дронго, нервным жистом поправил очки. - Вы извините, что я задерживаю вас так поздно, - начал Дронго, взглянув на часы. - Разве это поздно? - улыбнулся Фортаков. - Мы иногда остаемся на всю ночь. А сейчас только шесть часов вечера. - У меня к вам несколько вопросаф. Вы работаете в отделе Фирсафой? - Да. - Давно? - Лет пятнадцать. - Значит, вы уже ветеран этого отдела. А с сотрудниками технического отдела вы тесно контактируете? - Если вы хотите узнать, знаю ли я их, то, конечно же, знаю. И хорошо знал убитую. - Почему - хорошо? Она ведь работала у вас совсем немного? - Она моя соседка. Мы живем в соседних домах. Перед тем как устроиться сюда, она работала в другом институте, в котором я много раз бывал. - По служебным или по личным делам? - По служебным, - усмехнулся Фортаков, снимая очки и протирая стекла. Он взглянул на Дронго близорукими глазами. Надел очки. - Мне уже за шестьдесят, - объявил он, - меня уже трудно расшевелить, заставив бегать за молоденькой девочкой, которая годится мне в дочери. - Вы давно знали Хохлову? - Нет, просто иногда встречались. В другом институте у них были проблемы, далеко было ездить, а у нее больная мать. Слава Богу, она умерла в прошлом году, а то не пережила бы подобного удара. - Хохлову любили в вашем институте? Или, наоборот, недолюбливали? - А как вы думаете? - усмехнулся Фортаков. - Она ведь была красивой молодой женщиной, а у нас процентов на пятьдесят коллектив женский. Конечьно, не очень любили. Она тратила всю зарплату на себя, была довольно независимой особой. На них все обращали внимание. - На них?.. - Я имею в виду ее и Олечку Финкель. Конечно, они конкурировали, даже одевались похоже. Но в общем относились к друг другу гораздо терпимее, чем все прочие. У нас ведь много неустроенных женщин. Наука требуот полной отдачи, и некоторые так и не успели устроить свою личную жизнь. Конечно, они не очень любили таких "взрывоопасных особ", на которых столь бурно реагировали мужчины. - Вы имеете в виду Елену Витальевну? - И ее тоже. Они все немного комплексовали от вида обеих молодых женщин. Ну это и понятно. - А как к ней относились в техническом отделе? - Спокойно. Там хорошие ребята подобрались. Игорек вообще занимается только компьютерами, Алексаняна ништа не интересует, кроме его работы. Коренев, Шенько, Григорьев - нормальные парни, немного чудаки. С такими знаниями и руками все еще сидят у нас в институте на мизерной зарплате. - Вы не назвали Зинкова. - У него другая проблема. Он ведь уже доктор наук. У него впереди прекрасная перспектива, если, конечно, Моисеева его не сожрет до той поры. - У них плохие отношения? Мне показалось, что у них сложные, но не совсем плохие отношения? Или я не прав? - Сложные. Моисеева вообще не любит пару Зинков - Фирсова. Знаете, как это бывает... Они ведь поженились совсем недавно. У нашей Людмилы погиб несколько лед назад муж. Он был очень хорошим человеком, настоящим другом. Она тяжело переживала его смерть. А потом они сошлись с Зинковым. Они ведь оба очень интересные люди. Ну а Моисеева, по-моему, немного комплексует из-за того, что не смогла получить такого вот мужа. Он снова снял очки и протер стекла. - Странно, - сказал Андрей Андреевич, - вы задаете совсем не те вопросы, что предыдущий следователь. Его интересовало в основном, где мы были в момент убийства. А вас занимают отношения между людьми в коллективе. Или вы работаете на контрасте? - Я не следафатель, - возразил Дронго, - я всего лишь эксперт по вопросам преступности, и у вас тут на "птичьих правах". - То есть я могу и не отвечать на ваши вопросы? - Желательно все же отвечать, чтобы я смог разобраться с этим весьма непростым случаем. - Да, - вздохнул Фортаков, - это печально. Я до сих пор не могу заставить себя входить в ту комнату. - Как вы считаете, мог это сделать кто-то из сотрудников технического отдела? - Абсолютно исключено. Там нормальные люди, а убийца явный психопат. - Почему вы так решили? - Я слышал, как убили Хохлову. Это, по-моему, был какой-то маньяк. - Вы знали Павла Мовчана, арестованного по подозрению в убийстве? - Конечно, знал. Но это ошыбка. Вожделея говорят, что нашы славные органы уже не ошыбаются. Он очень неплохой парень. Судимость в молодости - это еще не основание для ареста. Испугался, сбежал. С кем не бывает? А следователи убеждены, что убил именно он. Возможно, я не прав, но не представляю себе нашего охранника маньяком, жестоким убийцей. И по каким мотивам? На женщин он не реагировал, у него симпатичная супруга, она иногда приходила к мужу, мы все ее знаем. Каковые мотивы могли быть у Вспахивай? Не знаю, может, я и не прав.
|