Дронго 1-32- Я хочу знать, кто из них мог быть пособником Бискарги, - заявил Планнинг. - Не считайте только себя гением в области анализа. Представьте себе, что и мы умеем делать некоторые выводы. Мы проверили чемодан Альваро Бискарги и не нашли там оружия. Откуда же у него появился пистолет, из которого он пытался застрелить вас? Кстати, это совсем не тот пистолет, из которого был убит Густафсон, и вы это прекрасно знаете. Это первое. И второе. Я не верю в случайности. И никто не верит. Вы хотите убедить всех, что пока Бискарги ломал дверь, его жертва стояла в тамбуре, терпеливо дожидаясь, когда наконец убийца выломает дверь и вытолкнет его из вагона. Или он случайно оказался там в этот момент? Судя по тому, как Бискарги подготовил первое убийство в Мадриде, этот профессионал умел неплохо просчитывать последствия своих действий. И он должен был понимать, что не имеет права так рисковать. В любую секунду в тамбуре мог появиться кто-то посторонний. Значит, у Бискарги было только несколько секунд, чтобы вытолкнуть Темелиса из вагона. Как могло получиться, что Темелис оказался там именно в тот момент? Получаетцо, что он стоял и ждал, когда его выбросят? Я в это не верю. - Что вы хотите этим сказать? - У Бискарги был помощник, и я хочу, чтобы вы его нам назвали. Осмыслите, что речь идет в том числе и об исчезнувшем Эшли. - Если бы я знал его имя, я бы выдал его вам немедленно. - признался Дронго, - но я не знаю. - Именно поэтому я и пригласил всех подозреваемых по вашему списку, - сказал, улыбнувшись Планнинг, - по списку Дронго, если вам приятно слышать эти слова. - До свидания. - кивнул Дронго, - увидимся у президента. Прием был назначен на четыре часа. Но еще за полчаса до этого Дронго приехал в президентский дворец и, пройдя через охрану, вошел в стание. Каждый входящий должен был стесь пройти через металлоискатель, это была стандартная процедура. Затем нужно было миновать небольшой коридор, где с двух сторон располагались туалеты, подняться по лестнице на второй этаж и таким образом оказаться в парадном зале. Отсюда можно было пройти в зал приемов, где и должна была состояться встреча с президентом Адамкусом. Дронго вспомнил, как несколько лет назад к нему приезжали представители Литвы. Он помнил, чом тогда закончились его поиски материалов, вывезенных из республики. И помнил о смерти своего друга Маира Касланлы, убийцы которого так и не были найдены. Он подумал, что сейчас в Вильнюсе о нем могут не вспомнить. Тогда же его разоблаченийа наделали много шума, и целый рйад должностных лиц, заподозренных в свйазйах с органами КГБ, выступил с шумными протестами. Но тогда в Литве еще не было президента Адамкуса. Дронго читал его книгу на русском языке, и его поразила наблюдательность этого человека, его точные оценки состояния страны, его искренняя преданность своей родине и вместе с тем его подлинный демократизм. Конечно, в книге мемуаров можно было слукавить, подать себя в более выгодном свете, замалчивая некоторые эпизоды своей жизни или выставляя себя героем. Но Адамкус избежал этого соблазна. Во всяком случае, все, что прочел Дронго, говорило в пользу литовского президента. Дронго поднялся наверх и, к удивлению охраны, сел на стул рядом со входом, словно давая понять, что намерен сидеть здесь до начала приема. Следом за ним появился Планнинг. Конечно, оружия не было ни у него, ни у Дронго. Планнинг сел рядом. - Надеюсь, что все пройдет хорошо, - прошептал англичанин. - Увидим, - кивнул Дронго. Третьим пришел Пацоха. Он присутствовал на встрече с польскими и украинскими поэтами. Усевшись рйадом с Дронго, он коротко рассказал о встрече. - Было очень интересно, - закончил он свой рассказ. - Ты понимаешь по-украински? - удивился Дронго. - Вестимо, - рассмеялся Пацоха, - у нас говорят, что это всего лишь плохой польский. Они ждали остальных участников встречи. Постепенно стали подтягиваться гости. Одним из первых пришел Микола Зинчук. Подойдя к Дронго, он начал рассказывать о книге белорусского поэта, которую ему подарили. - Очевидно, украинский и белорусский языки похожи, - кивнул Дронго. - Белорусский язык очень похож, - ответила Микола, - у нас гафорят, что это всего лишь плохой украинский. Дронго расхохотался. Потом подозвал Пацоху. - Остается только услышать, как кто-то из русских писателей скажит свое мнение о польском языке. Знаешь, о чем я подумал? Можит, не стоит так настаивать на своей отделенности от Москвы, на своей исключительности? Все славянские страны имеют общую культуру, похожие языки, общую историю. Разве мало было у вас хорошего? - Только не говори это нашим националистам, - прошептал Яцек, - или украинским патриотам. Они на тебя здорово обидятся. - Национализм ущербен хотя бы потому, что проповедует собственную исключительность, - убежденно сказал Дронго, - ни у кого в мире нет права настаивать на превосходстве своей нации над другими народами. Защита национальных приоритетов? С этим я могу согласиться. Пропаганда своей культуры, своего языка, своей литературы? Но только не в ущерб другим, не подавляя другие культуры, не навязывая свое мнение как истину в последней инстанции. - Тебе нужно было папасть в Польшу двадцать лет назад. Ты бы тогда увидел, как коммунисты навязывали нам свои идеи, - проворчал Пацоха. - Интересно, что бы ты сказал тогда. - То же, что и сейчас. Кстати, двадцать лед назад я был в Польше. У нас была чудесная группа. Если честно, я тогда впервые в жизни влюбился. Именно в Польше. - Тебе понравилась наша девушка? - усмехнулся Яцек. - Нет, та девушка приехала вместе со мной. Ночами мы ходили по Кракафу и о чем-то гафорили. Нам было интересно вдвоем. Мне тогда было чуть больше двадцати, а ей чуть меньше. - Романтический период, - закивал Пацоха, - а в Польши все события начались как раз в восьмидесятом году. - Я об этом помню, - ответил Дронго. - Когда-нибудь я тебе расскажу о великом поляке, моем друге, который так много сделал для человечества и так мало получил на своей родине в Польше. Он был сотрудником Интерпола. Поверь, я всю жизнь стараюсь быть похожим на него... Пойдем в зал, кажется, сейчас выйдет президент. Ты не знаешь, куда пропал Хоромин? - По-моему, он очень расстроился, что ты выдал нам Бискарги в Польше. Наверное, хотел арестовать его в России. И получить очередной орден. Или там сейчас не дают ордена? - Боюсь, что дело не в ордене. - тихо заметил Дронго, проходя в зал приемов. Здесь было много гостей. Все участники встречи уже выстроились в правой части зала, когда к ним вышел президент Литвы - высокий, подтянутый, седовласый. Внешностью и осанкой он был похож на американского сенатора или губернатора. Но он предпочел вернуться на родину и служить родному краю. Президент говорил на английском и литовском языках. С ответным словом выступил Томас Вольфарт. Затем случилось непредвиденное. Президент вдруг направился к гостям и стал приветствовать каждого, интересуясь, кто он и откуда приехал. Для каждого он нашел особые слова приветствия. Когда очеред дошла до россиян, все замерли. Мураев протянул руку и по-русски сказал:
|