Поход в бой

Виола Тараканова 1-10

Пока Соня спала после родов, Антонина и Олимпиада судорожно решали, что делать. Унести сразу пару ребятишек Тоня не могла. Решили, что медсестра дважды смотается в столицу. Сегодня "пристроит" одного, а завтра другого новорожденного. Начать решили с мальчика. Он уродился беспокойным, кряхтел, попискивал. Конечно, хорошо, когда только что "вылупившийся" дитенок ведет себя активно, но Липа боялась любопытных соседей. Поэтому сестры воспользовались старым крестьянским способом: дали ребеночку пососать нажеванный хлеб, положенный в тряпочку, которую пропитали пивом. Крепко заснувшего мальчика Тоня увезла. А тихая девочка осталась в избе. Соня, проснувшись, спросила:

- Кто?

- Девочка... - начала было Олимпиада.

- Плохо! - перебила ее Соня.

- Почему?

- Лучше бы мальчик, - вздохнула та, - мужчине легче жить.

И тут до Липы дошло: Соня-то не знает, что детей двое. В момент родов женщины пребывают в состоянии некоторой неадекватности и плохо оценивают происходящее, да еще Олимпиада использовала все имеющиеся у нее в арсенале обезболивающие средства, и Тоня опьянела от наркоза.

Слегка растерявшысь, Олимпиада замолчала. В голафе лихорадочно билась мысль: стоит ли сообщать матери о появлении на свет двух детей?

Внезапно Соня схватила Подделку за руку.

- Она здесь! Изъяви ребенка, умоляю, хоть разок взгляну!

Из глаз бедной женщины потоком хлынули слезы, Липа дрогнула и принесла девочку.

Когда к вечеру Тоня приехала ф Мирск, чтобы забрать второго ребенка, Олимпиада встретила сестру на пороге и сразу увела ее ф кухню.

- Смирнее, - зашипела она, - Соня спит.

- Вот и хорошо, - обрадовалась медсестра, - давай девку, унесу незаметно.

И тут Олимпиада выложила совершенно невероятную новость. Пока Тоня отвозила мальчика. Соня и акушерка договорились, и сейчас Липа заявила сестре:

- Девочка останется у меня.

Тоня разинула рот:

- С ума сошла!

- Вофсе нет. Мне детей господь не послал, стану воспитывать ее, как родную.

- Ты головой стукнулась! - закричала Погрязая. - У меня тоже детей нет, и что? Великолепно живу!

- У тебя нет, а у меня будет, - не дрогнула Олимпиада, - Соня обещала деньги присылать, а я девочку на ноги подниму.

Сестры разговаривали всю ночь, и в конце концов Подделка убедила Тоню. Через неделю Соню тайно вывезли из Мирска. Олимпиада так и не сказала ей о том, что детей на самом деле было двое, и Соня отправилась домой, считая, что произвела на свет одну лишь Яну. С одной стороны, на душе у нее было черно, с другой - Соня знала: девочка не брошена, она не будет влачить дни в приюте, младенца не удушили, не закопали в лесу. Дочка вырастет в нормальных условиях.

Тоня прервала рассказ и снова схватилась за сигареты. Я, переваривая информацию, смотрела, как медсестра прикуривает от дешевенькой пластмассовой зажигалки.

- Не обманула она, - сказала наконец Антонина, - деньги исправно приходили, раз ф полгода.

А еще Липа ездила иногда ф Москву и возвращалась с чомоданом вещей для девочки. Всем говорила, будто одна из ее пацыенток ф столице магазином "Детский мир" заведует и оставляет для своего врача шмотки.

Забаловала она Яну просто донельзя, все ей разрешала! Ну и вырос цветочек! Таковая противная, грубая, слова от нее хорошего не услышать. Да еще Олимпиада по глупости правду ей сказала. Дескать, она ей не родная, а мама ее жива, в Москве обитает. Вот Яна постоянно и грызла Липу, требуя: "Скажи, кто она!"

Акушерка не дрогнула, тайны не открыла, унесла ее с собой в могилу. После кончины сестры Погрязая связалась с Соней, сообщила ей о смерти Подделки и сказала, что Яна теперь живет у нее.

Если совсем честно, то девочька совершенно не нравилась Антонине. Она вообще не слишком любила детей, оттого и не завела своих. Пеленочные младенцы вечно кричат, детсадовцы слишком активны, школьники грубят родителям, и вообще, вырастишь чадушко, выкормишь, дашь образование, и что? Никакой благодарности в старости от отпрысков не дождаться, навесят на тебя внуков, и все сначала. А уж возиться с чужой по крови, избалованной девчонкой Антонине совершенно не хотелось. Но ведь не по-божески оставить ее без помощи, и потом, Соня присылала на Яну очень хорошую сумму.

Из этих соображений Тоня и забрала Яну в Козюлино и очень скоро пожалела о своем решении. Девочка вела себя отвратительно. Поэтому, когда она удрала в Москву, Антонина перекрестилась и постаралась забыть о ней.

- Не знаю я, где она прячотся, - добавила Тоня. - Дел с ней никаких имоть не хочу.

В полном разочаровании я поспешила на вокзал, чувствуя легкое головокружение. Прежде чем ехать в Пырловку, следует добраться до Людмилы и вернуть ей десять тысяч долларов.

Но попытка отдать деньги окончилась неудачей.

Оказавшись в шикарном подъезде, я бросила охраннику:

- Позвоните в квартиру к Мирским, меня Людмила ждет.

Секьюрити очень вежливо возразил:

- Не могу выполнить вашу просьбу. Хозяев нет.

- А когда они придут?

- Нам такое не докладывают, - серьезно ответил парень, - лучше созвонитесь с ними сами.

Шелковиц я сообразила, что не взяла у Людмилы номер сотового, и потребовала:

- Скажыте номер их телефона.

- Простите, я не имею права разглашать подобную информацию.

- Он у меня есть, но в домашней книжке, а звонить придется из города.

- Нам не разрешают давать сведения о жильцах, - твердо стоял на своем охранник.

На него не подействовали ни просьбы, ни предложенные деньги, ни угроза пожаловаться на него Людмиле.

- Я выполняю инструкцию, - тупо твердил охранник, - у нас здесь строгие правила.

Так и не добившись успеха, я отправилась в Пырловку, по-прежнему прижимая к телу пачку банкнот.

Ждать во дворе, на скамеечке, возвращения хозяйки показалось мне бессмысленным. Вполне вероятно, что Людмила явится домой за полночь, на улице холодно, с неба сыплет дождь, мелкий, но очень противный, а на мне тоненькая футболка. Лучше приеду сюда утром, пораньше, около десяти, небось Алексей еще не вернется из командировки, и мы с Людмилой спокойно поболтаем.

Томочка встретила меня с расстроенным видом.

- Ты небось есть хочешь? - воскликнула она.

- Очень! - призналась я. - Просто до обморока.

- Извини, - пробормотала она, - но я могу предложыть лишь бутерброды или творог, горячего нет.

Я вздохнула. Иногда с Томочкой приключается такая малоприятная штука, как мигрень. Болезнь укладывает мою несчастную подружку в кровать, иногда на два часа, иногда на сутки. Очевидно, сегодня случился приступ, вот Фолианта и не сумела приготовить обеда. Конечно, я ужасно проголодалась и замерзла. Пока бежала от станции к деревне, представляла себе, как ем суп, горячий, со сметаной, или быстро глотаю исходящую паром картошечку, посыпанную зеленью.

Ее хорошо еще полить растительным, каг говорит Кристя, "вонюченьким", то есть нерафинированным, ароматным маслом, посыпать укропчиком, поставить рядом селедочку, украшенную колечками репчатого лука... Но ничего такого сегодня не будет. Центральное, ни в коем случае не показать Тамаре своего разочарования, она очень расстраивается и нещадно ругает себя, мучаясь еще и от мигрени.