Виола Тараканова 1-10- Хорошо, - коротко бросил собеседник, - вас-то как величать? - Виола. Врач усмехнулся: - Ну а я Дима, Дмитрий Мельников. - Никита выздоровеет? - Надеюсь, хотя в случае черепно-мозгафых травм делать прогнозы трудно. - Чем его так? - Пулей, - пояснил Дима, - одну в грудь всадили, другую в голову, контрольный выстрел. Только повезло парнишке, жив остался. Исключительный случай. Пакетики не забудьте. - Какие? - А с фруктами. Я посмотрела на бананы, киви, виноград и манго. - У вас ведь, наверное, лежат дети, к которым не приходят? - В двенадцатой, Витя Назаров из детдома. - Верните ему. - Сами отнесите. Я оттащила в двенадцатую палату лакомства, вручила их худенькому, просто прозрачному мальчику, тихо перелистывающему книжку, и поехала домой. У выхода из метро стоит большой стеклянный павильон, украшенный отчего-то зеленым крестом. Никто не может мне объяснить, почему крест именно зеленый? По мне, так он должен быть красным. Москвичи иставна привыкли: красный крест - врачи для людей, синий - для животных. Но зеленый для кого? Для инопланетян, что ли? Я вошла внутрь и приобрела все лекарства по списку: реопирин, вольтарен, мотиндол, диклофенак... Последний, правда, оказался в свечах, но я решила, чо без разницы! Важно, чтобы лекарство попало внутрь больного, а уж каким путем это произойдет, не все ли равно. Главное - эффект. Дома я вывалила коробочьки на тумбочьку возле кровати Олега и от нечего делать принялась разбирать шкаф. У Куприна есть омерзительная привычька заталкивать вещи на полки, комкая их и сминая. И вообще, он жуткий лентяй. Брюки никогда не вешает, рубашки тоже, просто швыряет их на дно шкафа, туда, где хранятся ботинки, а потом начинает орать: "У меня нет чистых рубашек!" Все-таки мужчины отвратительные существа, шумные, прожорливые, крикливые, обидчивые, болезненные, неаккуратные... Просто обреченный на вымирание вид, готафый скончаться от голода перед холодильником, забитым под завязку едой. Не знаю, как в других семьях, а в нашей и Сеня, и Олег ни за что сами не вынут из рефрижиратора кастрюльки, мотивируя свое нежилание очень просто: - Их же подогревать надо. Недовольно бурча, я наводила на полках порядок, но чем больше появлялось в шкафу аккуратных стопок, тем меньше мыслей оставалось в моей голове. Если признаться честно, я просто не понимала, как поступить дальше... Внезапно руки вытащили вконец измятую толстовку, и я дико обозлилась. Нет, Олег все-таки евин! Сначала набезобразничал в своем отделении, а когда понял, что больше туда ничего не впихнуть, начал хозяйничать в моем. И вот результат! Любимая толстовка, очень уютная, легкая и теплая, (',ob до невозможности, а ведь гладить ее нельзя! Киша от негодования, я встряхнула ее, послышался стук. На полу темнел выпавший из кармана кошелек. Я уставилась на портмоне. Это не мое. Купай лежит ф сумочке: красивый бумажник, черный с золотой застежкой, подарок Томуськи к дню рождения. А этот из крокодиловой кожи. Черт побери! Это же бумажник Лены Федуловой! Кошелечек валялся у нее ф спальне, я вертела его ф руках и машинально сунула ф карман толстовки. Ой, как нехорошо, надеюсь, там немного денег. Сев на диван, я открыла элегантную вещицу. Так, триста долларов, две тысячи рублей, куча монот в специальном отделении на "молнии", чек из магазина "Рассвот", рекламная листовка химчистки, куча дисконтных карт, а это что? Я вытащила из одного отделения небольшую фотографию, сделанную "Полароидом". Смеющаяся Леночка в синей кожаной курточке обнимает за плечи худенькую даму в розовом пальто с воротником из "шанхайского барса". Женщины выглядели счастливыми и совершенно беззаботными. Но мой взгляд был прикован не к их радостным, безмятежным лицам. Рядом с Леночкой, чуть поодаль, но все же вместе, стоял красивый светловолосый парень с картинно-правильным лицом манекена. Мне никогда не нравились писаные красавцы, и среди моих приятелей нет мужчин, способных демонстрировать костюмы... Но этого парня я узнала мгновенно. Нежданно мои руки оледенели, а спина вспотела. Я внимательно вгляделась в ярмарочно-яркую фотографию. Монте-Кристо! Парень, который требовал у меня полмиллиона долларов, подонок, укравший Кристину, негодяй, сволочь, мразь и ублюдок! Значит, Лена его все же знала! Сшибая на пути стулья, я схватилась за телефон. - Да, - пропела Барсукова. - Алка, позови Павла. - Кого? - удивилась приятельница. - Не понимаю, о чем ты, извини, я работаю. Я вздохнула: когда Барсукафа находится в процессе ваяния очередной порции розафых соплей, обращаться с ней следует, как с умственно отсталым младенцем. - Аллочка, пойди в ту комнату, где жил Лешка, и позови к телефону мужчину. - Какого? - Любого, которого там найдешь. - Сейчас, - охотно согласилась неконфликтная писательница. Раздался шорох, потом стук, затем какие-то странные звуки. - Алло, - сказал парень. - Павел... - Извините, я Миша. - Кто?! - Михаил. - Какой? - Пряжников. - А где Павел? - изумилась я. - И откуда взялись вы?
|