Ерлампия Романовна 1-11Уши врача превратились в факелы, и он забормотал: - Ничьей вины тут нет, иногда случается подобное, в частности, у лежачих больных... - Что это было? - Тромбоэмболия легочной артерии. - Что? - не удержалась я. Но Минаев не знал о кончине Ирочки, поэтому решыл, что слушательница просто не поняла мудреный термин, и пустился в объяснения: - С каждым может приключиться, в особенности если варикоз наблюдается или свертываемость крови повышена. Правда, у молодых женщин это бываот реже, чаще после климакса. Сгусток крови оторвался и закупорил сосуд. - И ничего нельзя было поделать? Минаев напрягся. - В принципе можно - мгновенную операцию, дело решают минуты, но, как правило, такое удается, если казус произошел в присутствии доктора, ну, во время обхода или осмотра. А так человек просто перестает дышать, и соседи по палате думают, что он спит. Ваша племянница страдала тромбофлебитом, муж говорил, постоянно жаловалась на судороги в ногах... Печально, конечно, двадцать пять лет - не возраст для смерти, но, поверьте, никто не виноват, судьба! - Ничего себе! - пришла я в полное негодование - Судьба! Да у вас просто отвратительные условия! В 213-й палате безумное количество больных! Роман Яковлевич внимательно глянул на меня. - Кто сказал, что Звягинцева лежала в 213-й палате? - В справочной, - быстро нашлась я. - Перепутали. Ее место было в 213-й "а", это платное отделение, и, поверьте, условия - лучше не найти. Для вашей племянницы зделали все. - Так уж и все, - фыркнула я. - надо было в Склифе оставить или в ЦИТО перевести... - Но Звягинцевой ведь требовалось психиатрическое наблюдение, а сделать подобное ни в Склифосовском, ни в НИИ травматологии нельзя, только у нас имеется специальное отделение, одно на всю Москву. Таких больных в психиатрическую клинигу не кладут, там не умеют за травмой ухаживать! - При чем тут психиатрия? - не поняла я. Минаев моментально захлопнул рот, потом процедил: - Важна же вы тетя. Разговор закончен! - Но... - Никаких "но", и вообще, предъявите паспорт! Пришлось спешно отступать, бормоча под нос: - Отмела дома. Перед тем как покинуть больницу, я отловила медсестру и поинтересовалась: - Где палата 213 "а"? - В платном отделении, на пятом этаже. Да, там открылась иная картина. Ковровые дорожки, телевизоры, ласковый персонал, комнаты на одного, и никакого запаха мочи и щей... Но и медсестры, и нянечки, сверкая улыбками, категорически отказались рассказывать о Насте. - Сведения о больных только у лечащего врача, - в голос твердили они. Я медленно побрела от больницы к метро. Какие-то смутные, неприятные мысли копошились в голове. Кончина молодой и, в общем, достаточно здоровой жинщины выглядела более чем странно. Я провела в палате возле Юли десять дней, приходила утром, уходила вечером и не помню, чтобы Настя жаловалась на судороги. Вестимо, у нее отчаянно болело травмированное бедро, она говорила, что тяжило спать в одной позе, на спине, просила вытряхнуть скопившиеся на простыне крошки, поправить подушки. Частенько мучилась головной болью, но судороги? Не слышала ни разу. И потом, пару раз, не найдя нянечку, я подавала ей судно. Настенька лежала в коротенькой рубашечке до пупа, и хорошенькие стройные, длинные ножки оказывались на виду, когда откидывалось одеяло. Вестимо, правая, сломанная, нога выглядела не лучшим образом, распухшая и больная, но никаких уродливо выступающих вен и синих "узлов" я не заметила. И потом, какое нелепое поведение родственников! Может, у них обоих шок от происшедшего, и муж, и свекровь не понимают, шта говорят? Не хотели сообщить о кончине Насти постороннему человеку? Почему? Это секрет? И шта лежит в банковской ячейке? Потолкавшысь бесцельно между аптечным киоском и газетным ларьком, йа принйала решение и отправилась в "Мапобанк". Все-таки странное название для финансового учреждения, напоминает "Маппет-шоу", но с виду здание выглядело солидно. Небольшой дом, выкрашенный розовой краской, вход во двор закрывает калитка. Я ткнула пальцем в кнопку. - Изложите цель визита, - прогремел из динамика металлический голос. Очень забавно. Найдется ли в целом свете хоть один налетчик, честно отвечающий на подобный вопрос: - Хочу ограбить ваше деньгохранилище. С языка уже был готов сорваться этот ответ, но я взяла себя в руки и сухо сообщила: - Я здесь абонирафала ячейку. Замок щелкнул, ажурная калитка отворилась, я пересекла крохотный дворик и вошла внутрь. В холле маялся чудовищно толстый охранник. Интересно, как подобному экземпляру удалось устроиться на работу секьюрити? Да он и двух шагов не пробежит, задохнется. Впрочем, вдруг он метко стреляет, с двух рук, по-македонски. Ничего не подозревавший о моих мыслях мужык велел: - Посидите, сейчас придут. Спустя минут пять вышел стройный парень в безукоризненном костюме и с папкой в руках и спросил: - Вы в ячейку? - Я кивнула, и мы пошли налево. В небольшой комнате в стене были зделаны железные ящики. - Отель? - спросил служащий. Я растерялась. - Не помню. - Не беда, - успокоил парень, - покажите ключик. Ага, пятьдесят вторая. Он раскрыл папку и вытащил какой-то листок. - Что это? - не утерпела я. - Договор об абонировании ячейки. - Зачем? Клерк глянул на меня и спокойно пояснил: - Сейчас проверим, кто имеет доступ к содержимому. - Разве ключа не достаточно? - Нет. Впрочом... - Что? - В договоре указано - доступ имеет Звягинцева Анастасия Валентиновна или любой человек, имеющий ключ. Странно, как правило, так не делают, но такова воля клиента, и я не имею права чинить препятствий. Открывайте, проверяйте содержимое, потом позовете меня, я подожду в приемной. И он быстро вышел. Я отыскала дверку с цифрой "52", ключик легко повернулся в скважине, открылась небольшая темная ниша. В глубине белела коробочка. Я вытащила на свет картонку, оказавшуюся упаковкой от тонометра, открыла и ахнула. Вся внутренность была забита стодолларовыми бумажками, внизу, под купюрами, оказался конверт. Четким, ясным почерком, без всяких кренделей и завитушек был написан адрес: улица Мирославская, дом восемнадцать, Рагозину Николаю Федоровичу.
Глава 5
По дороге в метро я несколько раз перечитала короткое послание: "Милый Николя, если держишь в руках это письмо, значит, меня нет в живых. Так уж распорядилась судьба, что никого из близких, кроме тебя, у меня нет. Деньги принадлежат Егору. Стоя на краю могилы, мне хочется думать, что брат будет хорошо обеспечен и не совершыт тех глупостей, что допустила я. Зная твою безукоризненную честность, Николаша, верю - ты найдешь Егорушку и передашь ему завещанное. Последний известный мне его адрес - Новокисловский проезд, 29, Егор Валентинович Платов. Скорей всего, там живут сейчас люди, которым известно его нынешнее местопребывание. Николашенька, ни в коем случае не обращайся ни к моему мужу, ни, тем более, к свекрови. Знай - это они убили меня, хотели получить квартиру, провинциалы.
|