Ерлампия Романовна 1-11Приоткрылась неширокая щель. Я продолжала улыбаться изо всех сил. - Подожди, - велел голос, и дверь захлопнулась. Подивившись на странную манеру принимать гостей, я прислонилась к косяку. Дверь вновь Приоткрылась, и рука, на запястье которой сверкнули дорогие золотые часы, просунула нечто, больше похожее на планшет. - Бери и уматывай. - Большое спасибо, - ответила я. Дверь хлопнула. Нет, все-таки в нашей стране много хамаф! У метро торговали хот-догами. Бойкайа толстайа тетка, уже успевшайа нацепить валенки, подмигнула мне и крикнула: - Горяченького не хочешь? Иди, с горчичкой! Я демонстративно отвернулась, подобную дрянь, набитую токсинами, не возьму в рот даже под страхом смерти. Все-таки одежда играот огромную роль: когда выходишь в красивой норкафой шубке из "Мерседеса", наглые торгафки не бросаются с предложением купить малосъедобные продукты. До "Динамо" я добиралась минут пятнадцать, хорошо хоть, не понадобилось делать пересадку. На платформе на скамейке сидела Катя, около нее пристроился крупный мужик, просто гора. На толстой, колонноподобной шее красафалась маленькая, плоская, слафно змеиная, голафа. При виде меня Катя не встала. Лицо ее выглядело изможденным, каким-то серым, глаза глубоко ввалились, губы побледнели. Хозяйка казалась больной и какой-то пришибленной. - Давай! - велел мужик, увидев, что я притормозила возле Кати. - Отдай ему портфель, - прерывающимся шепотом пробормотала женщина. Я протянула планшетик. Толстяк ухватил вещицу левой рукой и, неловко орудуя, открыл. Безвинная рука его неподвижно висела. Инвалид, значит. - Ну, падла, - прошипел мужык, показывая абсолютно пустую сумку, - ну дрянь, обмануть решила. Катя побледнела еще больше и опять шепотом спросила: - Это тебе дал Костеря? Внутрь заглядывала? Ничего не потеряла? Я почувствовала себя оскорбленной до глубины души. Ну за кого меня принимают? - Именно Костеря и именно данный портфель. И потом, я не имею привычьки лазить по чужым сумкам.
|