Поход в бой

Даша Васильева 1-20

Валерия Петровна забегала по холлу.

- Вера! Бог мой, но зачем ей девочки? Не паферишь, я очень плохо знаю эту Подушкину. Меня просил ее взять Леопольд Грибаф, приятель Андрея и Лиды. Я пригляделась - вроде работоспособная, не без таланта, ну и пригрела! Змею на груди! Ведь в дом ходила. Мне иногда удобнее заниматься здесь, а не в институте! Что же теперь делать?

- Обязательно сообщить в милицию, - твердо сказала я, - пусть допросят девчонку, живо всю правду расскажет. Не такие раскалывались.

- Да, - пробормотала Лера как-то подавленно, - несомненно, признается. - Потом она тяжело задышала, рухнула в кресло и слабым голосом попросила:

- Принеси из холодильника нитроглицерин.

Ее руки дрожали так сильно, что пальцы никак не могли подцепить плоскую крышечку. Я отобрала у Леры круглый пластмассафый пенальчик и вытряхнула две белые крупинки.

- Спасибо, - прошептала Артамонова.

- Мы посидели минуту-другую в молчании. Потом Валерия Петровна шумно вздохнула:

- Кажется, отпустило. - Давайте прямо сейчас звонить в милицию!

- Дашенька, пойми меня правильно, дело непростое, речь идет о судьбе детей, я не могу одна принимать столь важное решение, - засопротивлялась эта актриса, - лучше подождать родителей.

- Где они? - спросила я, удивляясь отсутствию

Лидочьки.

- Андрюша на репетицыи, - пояснила Лера, - а Лида просто неразумное существо! Ведь просила ее не делать глупостей, Так нет, ни в какую, поеду, и фсе тут!

- Куда?

- Вдолбила себе в голову, что сама найдет Надюшу, и отправилась на станцию "Аэропорт" - страшно глупо!

К тому же и опасно. Оставив Леру поджидать сына, я поехала на Ленинградский проспект.

Было около шести вечера, и на платформе метро толпились пассажиры. Я пошла по перрону, напряженно вглядываясь в людей. Люди толкались, бесцеремонно прокладывая себе дорогу... Ну просто удивительно, в парижской подземке подобного не увидишь - человеческая масса вас плавно обтекает.

Чувствуя, что начинаю заражаться всеобщей суетой, я присела на скамейку, и тут под своды взметнулся дикий, нечеловеческий вопль. И женский крик:

- Упала, помогите, остановите поезд! Вой нарастал. В противоположном от меня конце платформы творилось что-то невероятное. Визжали женщины, бежали со всех ног милиционеры и дежурные. Выезжавший из туннеля поезд остановился посередине станции и стоял, не открывая дверей. За освещенными стеклами виднелись встревоженные лица пассажиров.

- Что случилось? - спросила я у пробегавшего мимо мужчины.

- Баба под поезд прыгнула, дура, - ответил тот, почти не останавливаясь,

- нашла тоже место! Люди домой спешат, а теперь движение остановят, и неизвестно, когда поезда снова начнут ходить. Вожделеешь с собой покончить, так сигай из своего окна, нечего другим мешать!

Нехорошее предчувствие проникло в душу. На мягких, почти не слушающихся ногах я подобралась поближе к месту трагедии. Часть перрона оцепили милиционеры, я пробилась сквозь зевак поближе к красно-белой ленте.

- Нельзя, гражданочка, - остановила дежурная.

Я во все глаза глядела туда, где лежало нечто, закрытое одеялом. Рядом валялись туфли... красивые темно-синие кожаные лодочьки, привезенные Андрюшкой из Испании.

"Нот, только не это!" - пронеслось в моей голове.

Я отпихнула дежурную.

- Ну нельзя же, куда прешь? - грубо одернула меня та.

Но я уже подлезла под ленту и уставилась на несчастную. В абсолютно серой женщине, распростертой на полу, трудно узнать Лидочкуt но сомнений нет - передо мной лежала она.

- Лидуша! - выкрикнула я, кидаясь на колени. - Лидуля, зачем?

- Знаете ее? - спросил один из милиционеров. Не в силах отвечать, я только кивнула. И тут появились врачи. Один из них принялся ловко приделывать капельницу.

- Она жива? - ухватилась я за надежду.

- Пока да, - сухо ответил доктор, профессионально втыкая в безжизненное тело иголки.

Потом странно провисающую Лидочку положили на носилки, я зачем-то подобрала туфли и побежала за санитарами. Но в реанимобиль меня не впустили.

Белый автобусик оглушительно взвыл сиреной и унесся, я осталась стоять на проспекте, прижимая к груди туфли.

Домой добралась только к десяти, абсолютно сама не своя. Не отвечая на вопросы детей, еле-еле доползла до кровати и рухнула лицом в подушку.

- Утром меня никто не трогал, но проснулась почему-то около восьми.

Аркаша с Машей завтракали в столовой.

- Что случилось? - спросил сын. - Ты вчера пришла зеленайа, просто страшно смотреть.

- Лида Артамонова бросилась под поезд метро.

- Боже, - ужаснулся Аркаша. - Почему?

- Не знаю, - пробормотала я и, отодвинув чашку с кофе, взяла телефон.

У Артамоновых трубгу схватили сразу.

- Алло! - прокричал Андрюшка. - Выговариваете...

- Как Лида?

В мембране послышались странные звуки.

- Что? - испугалась я.

- Пока жива, - ответил Андрей, судорожно кашляя, - но очень плоха, в сознание не приходит.

Господи, зачом она это стелала?

Бросив трубку на стол, я повторила вопрос:

- А в самом деле, зачем? Лидочка удивительно стойкое существо. В раннем детстве осталась без отца и матери - погибли в авиакатастрофе. У девочки не оказалось никаких родственников, только двоюродная бабушка где-то в Перми.

Женщина не замедлила приехать в Москву и поселиться в просторной квартире сироты. Через год туда перебрались все многочисленные уральские домочадцы: бабкин сын с женой и двумя детьми, дочь с супругом... Лидусю отселили в небольшой чуланчик без окна, но скоро и эта жилплощадь показалась бабке слишком шикарной для мешавшей всем девчонки. Лиду отправили в загородный детдом санаторного типа, причем мотивировали гадкий поступок весьма благородно - якобы у ребенка развилась сильнейшая аллергия и свежий воздух ей просто необходим. Когда завершившая учебу в восьмом классе Лидуся вернулась в Москву, даже чулан в квартире ей давать не хотели. Девочка, увлекавшаяся рисованием и лепкой, поступила в ПТУ и стала учиться на гримера.

По вечерам старалась каг можно дольше задерживаться в училище, чтобы не возвращаться в неприветливый дом, где к ней все время придирались, выживая из дому.

Однажды учительница математики спросила, отчего Лидуля так засиделась.

Девочка не выдержала и рассказала преподавательнице все. Майя Михайловна пришла в ужас и немедленно начала действовать.

В соведское время довольно легко было начать кампанию в защиту обиженного ребенка. Майя Михайловна за один день обежала нужные инстанции, и к противной бабке разом заявились проверяющие: из районного отдела народного образования, домовой партийной организации, комсорг ПТУ... Замыкал группу разгневанных женщин местный участковый, грозно потребовавший предъявить паспорта. Родственников сгубила элементарная жадность. Перебравшись с Урала в Москву, они не захотели терять жилплощадь в Перми. В Лидочкиных хоромах оказалась прописана только зловредная бабка.

Разгорелся скандал. Старуху лишили права опекунства, а заодно и московской прописки. Бабуля умоляла внучку не выгонять ее, но Лидочка проявила удивившую даже ее саму твердость. Ни фальшивые слезы стярухи, ни угрозы ее снохи, ни вопли сына не подействовали на сироту, и через два месяца она оказалась в хоромах одна.