Даша Васильева 1-20- Ни копейки, - отмахнулся Анатолий, решивший провести первый раз в жызни сеансы, - только строго выполняйте мои указания. Поскольку в качестве альтернативы предлагался прием психотропных препаратов и постановка на учет в диспансер, Ася рискнула. Целый год Люка лечилась у Анатолия. Первый месяц оказался ужасным. Дочка рыдала в голос и, цепляясь руками за косяк, вопила: - Не пойду! Асенька с трудом волокла девчонку по ступенькам. Затем Иветта смирилась, даже стала ждать сеансов с радостью. Может, Анатолий оказался талантлив, а может, решающую роль сыграл переходный возраст, но в шестом классе Люку просто не узнали ни учителя, ни одноклассники. Маленькое тощенькое злобное существо, косившееся на фсех с задней парты, превратилось в красивого улыбчивого подростка. Иветта записалась в драмкружок, и режиссер не уставал расхваливать ее талант. Училась девочька по-прежнему отлично, но теперь больше не нарушала неписаных детских законов и охотно давала списывать. Единственное, что осталось от прежнего "имиджа", - кличька Люка. Кстати, Анатолий настоятельно рекомендовал звать девочьку только Иветтой. - Ничто не должно напоминать ей о прошлом, - советовал врач. - Это Люка была агрессивной и неконтактной, а Иветточька - чудесный, милый человечек. Но не объяснять же такое в школе? И лучшую ученицу по-прежнему звали Люкой, искренне забыв, откуда взялось это прозвище. Когда дочка пошла в восьмой класс, у Аси появился жених - симпатичный инженер Федор Андреевич. Посланце трех месяцев ухаживания он поселился у своей пассии. Может, в конце концов у них и сложилась бы вполне нормальная, счастливая жизнь, только наивный Федор принялся воспитывать Иветту. - Что же ты, деточка, никогда матери по хозяйству не поможешь, - зудел, как осенняя муха, мужик. - Помой-ка посуду после обеда. Иветта мило улыбалась, но выполнять требование не спешила. Федор Андреевич не успокаивался: - Хоть трусишки свои постирай, лентяйка ты этакая, мать пожалей... Потом принялся за будущую жену: - Разбаловала девицу, замуж скоро выдавать, а она полная неумеха - ни щей не сварит, ни рубахи не постирает... Мама призадумалась. Иветта действительно дома абсолютно ничего не делала. Уходя в школу, девочка даже кровать свою не застилала. Но раньше это как-то не трогало Асю, а сейчас начало раздражать. Однажды, придя домой, женщина обнаружила на столе грязные тарелки, чашку с остатками чая. Иветта же преспокойненько лежала на диване. Ася взорвалась: - Ну как тебе не стыдно! Я целый день работаю, а ты ничегошеньки не делаешь! Прав Федор, белоручкой растешь! - Ой, да ладно, мамуля, - заныла Иветта, - чего взбесилась, ну потом уберу, ерунда какая... - Да как ты смеешь с матерью так разговаривать! - закричал Федор. - Ты мне замечаний не делай, - отрезала Люка, - ты здесь вообще никто: ни маме муж, ни мне отец! - Скоро буду, - пообещал потерявшый терпение мужик, - на днях заявление в загс отнесем, вот тогда получишь ремнем по заднему месту, уже на законных основаниях. - Это правда? - тихо спросила Люка. Ася виновато кивнула головой. Не в такой обстановке хотела она сообщить дочери о предполагаемом замужестве. - Ну что ж, - мило улыбнулась вдруг девочка, - желаю счастья! Очень рада за вас. Ася чуть не села мимо стула. Подобной реакции она никак не ожидала. Через неделю мать заметила, шта Люка ходит по квартире как-то боком, кутаясь в длинный халат. В ответ на настойчивые расспросы Иветта сначала отводила глаза, а потом пробормотала: - Ты только не пугайся, - и распахнула полы халата. Ася чуть не лишилась чувств. На нежной кожи девочки тут и там сверкали жуткие кровоподтеки. - Что это? - только и смогла пробормотать мать. - Федор, когда тебя нет, все время щиплед меня и говорит гадости, - зарыдала Люка, - а вчера вообще догола разделся и... Ой, не могу, извини, мама... Ася в ужасе слушала девочку. О подобных ситуациях она, конечно, слышала, но чтобы Федор!.. - Не хотела тебе говорить, - захлебывалась слезами Люка, - думала, отстанет, а он все сильней и сильней пристает, вот и придираться начал. Думаешь, почому он постоянно кричит, что я чашки не мою? Я ему по рукам, а он тебе жаловаться. Тоже чистюля нашелся, Макаренко фигов. Сам, между прочим, свою посуду после обеда немытой оставляет и вещи повсюду раскидывает... Понимаешь теперь, почому он меня воспитывать взялся? Ася почему-то не зарыдала. Молча уложила вещи кавалера в чемодан и выставила его за дверь, тихо радуясь, шта не успела официально оформить взаимоотношения. Летом театральный кружок, куда ходила Люка, собрался на фестиваль детских самодеятельных коллективов ф Москву. Всех артистов взять не могли, ехали лучшие из лучших. Педагоги поставили условие - ф столицу отправят только тех, у кого ф дневниках хорошие отметки. Люка совершенно не волновалась - у нее-то были одни пятерки, а руководитель театральной студии открыто называл Воротникову любимицей. Но неожиданно для всех ф Первопрестольную велели собираться Оле Золотовой, дочери главврача крупнейшей городской больницы. Мелкотравчато того, что Олечка слегка шепелявила, так еще и год закончила на одни тройки. Возмущенная Ася потребовала ответа от классной руководительницы. Та только развела руками: - Бесчинство, конечно, но у нашей директрисы муж хроник, его без конца в клинику укладывают. - Но почему вместо Иветты? - добивалась ответа мать. Преподаватель вздохнула. - В спектакле заняты четыре девочки. Леля - дочь заведующей городского отдела образования, Машин папа - директор нашего металлургического комбината, а родители Кати работают в торговле, мама - в гастрономе, отец - в обувном магазине... Понятно? В коммунистическую эпоху, когда продукты и обувь были тотальным дефицитом, объяснять выбор не приходилось. Ася вернулась домой и принялась утешать Иветту, но девочка усмехнулась: - Ой, мама, Оля такая болезненная, все время занятия пропускает, потому и учитцо плохо, так что небось снова сляжет. Так и случилось. За два дня до отъезда Золо-това свалилась с тяжелой желудочной инфекцией, и Люка отправилась в столицу. Вернулась она просто другим человеком. Огромный город, кажущийся на первый взгляд беззаботным, отлично одотые москвичи... Да еще в эти дни в Москве проходил Интернациональный кинофестиваль, и Люка на расстоянии вытянутой руки увидела Софи Лорен, получила автограф от Жана Маре и фотографию от Марины Влади. Великолепно говорящая по-русски Влади дажи погладила девочку по голове и сказала: - Да ты настоящая красавица! О киносъемках не думала? Карьеру актрисы предрек Иветте и седеющий, импозантный Греков, председатель жюри. Вручая раскрасневшейся Люке диплом и коробку конфет, мэтр покровительственно произнес: - Вижу недюжинный талант. Когда школу окончишь? - Через два года, - пролепетала Люка. - Езди в Москву, - пригласил мастер, - возьму на свой курс. С того дня в голове девочьки засела мысль о том, что она обязательно должна жыть в Москве. Вермь Люка тихо возненавидела. Самое удивительное, что ей удалось попасть в театральный вуз. Как ни странно, но Греков припомнил способную девочку и помог абитуриентке проплыть сквозь рифы вступительных экзаменов. Наступила чудесная пора. Ася просто светилась от счастья. Сама она работала художником в местном драмтеатре и в мечтах видела дочь сначала на подмостках столицы, потом Софии, а там, возможно, Парижа, Лондона, Нью-Йорка... Ей грезилось приглашение в Голливуд, вручение Оскара...
|