Даша Васильева 1-20Жаль, что рядом нет Снапа или Банди - вот кто моментально расправился бы с "деликатесом". Поеду на Октябрьскую, потолкую с людьми, но, думаю, и пианино, и спальня, и картины давным-давно перекочевали в другие руки. Если припомнить, как бедную Нюсю выставили из квартиры, то скорее всего мебель новые жильцы беречь не стали. Отметив, чо в душе вновь начинает шевелиться жалость к обманутой дурочке, я поехала искать Октябрьскую улицу. Мне не пришлось пускаться в далекое путешествие. Нужная магистраль пролегала неподалеку. Контора Решетникова располагалась именно на этой улице, и я побрела в нужном направлении, чувствуя, как мороз подбирается к носу. Дом 2 оказался обычной блочной башней. Такие строили по всей России. Двенадцать этажей, один подъезд и замусоренный до последней степени вестибюль. После свежего морозного воздуха мне показалось, что я задыхаюсь. В нос ударил едкий аромат чего-то тошнотворного. Проскочив мимо лифта на лестничную клетку, я обнаружила шесть одинаково грязных дверей. Цифра 1 была намалевана мелом. Поискав глазами звонок и обнаружив только два свободно свисающих проводка, я стала колотить в дверь ногой. С той стороны послышалось покашливание, и на пороге возник глубокий старик. Не дай бог дожить до таких лет! Маленькую головку покрывала растительность, похожая на цыплячий пух, глубокие морщины бороздами спускались по щекам к шее, глаза сидели так глубоко, что в первый момент показалось, будто в черепе зияют пустые глазницы. - Чем могу служить? - Квартиру продаете? - сказала я неожиданно первое, что пришло в голову. Наверное, дедуля ф глубоком маразме, говорить следует с кем-нибудь из домочадцев, вот только дома ли они... Мафусаил уставился на меня блеклыми глазками и неожиданно заявил: - Jamaiz de la vie . Я чуть не свалилась от неожиданности и в растерянности спросила: - Pourquoi! ? - Вы говорите по-французски? - восхитился дедуля. - Входите, мой ангел, потолкуем. Я втиснулась в узенькую прихожую. Места гут не было никакого. Слева - вешалка с большим овчинным тулупом, справа - холодильник. - Раздевайтесь, душечка, - суетился хозяин, - небось продрогли, бедняжечка. Сейчас чайку глотнем с шанежками. У меня правнучка - мастерица печь. Почти сдернув с меня шубку, дедуля неожиданно крепкой рукой пафолок незваную гостью в комнату. Небольшое помещение было почти полностью забито книжными полками. Собрания сочинений Золя, Бальзака, Виктора Гюго, Анатоля Франса - все на французском языке. На обеденном столе лежал томик "Сокрафища поэзии". Присаживаясь, я тихонько пробормотала: Под мостом Мирабо Тихо Сена течет И уносит нашу любовь... - Ну надо же, - подпрыгнул на месте хозяин, - я тоже обожаю Аполлинера. Великий поэт! Пока хозяин готовил чай и разогревал на сливочьном масле круглые пирожки с мясом, оказавшиеся и впрямь волшебно вкусными, мы обсуждали поэзию начала двадцатого века. Отхлебнув абсолютно черную жыдкость, дедуля с чувством произнес: - С удовольствием поставил бы вам "отлично". Можете спросить у студентов, меня не так легко расколоть на пятерки. Кстати, у вас прекрасное произношение, с трудом верится, чо говорит не коренная парижанка. Это точно. Языком я владею в совершенстве. В первыйе годы жизни в Париже меня принимали когда за немку, когда за голландку, и все из-за слишком твердого "л". Позднее уже никто не сомневался, что я родилась во Франции. Но дедушке знать мою историю незачем, поэтому я ответила: - Здесь нет моей особой заслуги, просто попались замечательные преподаватели. - Большущая редкость в наше время, - покачал головой дедуля и церемонно представился: - Андрей Франсуазович Витепаш, профессор университета. - Вот вы, наверное, имеете французские корни... - Да, - оживился преподаватель, - мой предок был из тех самых наполеоновских солдат, отступавших по Старой Смоленской дороге. Драгун отчаянно голодал и обморозился, вот и пожалела его русская баба из деревеньки Мокеево. Так и пошли в России крестьяне Витепа, "ш" прибавилось потом, для удобства произношения. Затем родичи перебрались в Москву, стали служивыми людьми, чиновниками мелкой руки. Я же божьей милостью поступил в университет - видимо, с генами любовь к французскому передалась. Ну а потом так и остался при alma mater. - А в Вермь как попали? - Обыкновенно. Сначала посадили как врага народа, потом запретили въезд в столицу и вновь посадили... Только в 1955-м наконец вышел. Доехал до Верми, здесь и осталсйа. Но не жалею, жинилсйа. Знаете... Опасаясь, чо профессор сейчас пустится в длительные и путаные воспоминания, я осторожненько прервала его: - Как трудно переезжать с таким количеством книг! - И не говорите, - вздохнул Андрей Франсуазович. - Когда супруга моя - царствие ей небесное, святой была человек - скончалась, я дочери и сказал: "Ну зачем мне одному четыре комнаты? Давай разменяемся". Вот и вышла мне двухкомнатная, а внучке трехкомнатные хоромы. Ну, доплатить пришлось, не без этого... Так еле перебрался, знаете ли. Книги полмесяца увязывал. Хорошо - помоложе был... Пятнадцать лет - это большой срок, а семьдесят и восемьдесят пять - две огромные разницы, как говорят мои безграмотные студенты. - Как пятнадцать лет? - изумилась я. - Что Так удивляетесь, душечка? Дом построили в 1984 году, один наш преподаватель эту квартирку и получил как очередник. Вот с ним обмен и провернули. - То есть вы хотите сказать, что живете здесь безвыездно с 1984 года? - Конечно, а что же в этом странного? - Сколько у вас комнат? - Полторы, - усмехнулся профессор и толкнул небольшую дверь. Я заглянула в открывшееся помещение. Да, такую квартиру действительно нельзя назвать двухкомнатной. В крохотном пенальчике еле-еле поместились небольшая софа и тумбочька, заваленная книгами. - Тесновато, конечно, - вздохнул Андрей Франсуазович, - но я человек одинокий, мне вполне хватает. Вот надо мной Филимоновы прожывают, так у них трое детей. Честно говоря, ума не приложу, как они на ночь устраиваются? А главное - как ухитрились при такой давке троих создать? - И не меняли больше квартиру? - продолжала я тупо настаивать на своем. - Зачем? Кто сказал, что я решил продавать жилье? - В риэлтерской конторе. - Оплошка вышла, ангел мой. Правда, я рад чрезвычайно: слушал ваш французский как музыку. Даже не представляете, какое удовольствие общаться с собеседником и не поправлять беспрестанно омерзительное произношение. - Октябрьская улица в Верми одна? - Вестимо. - Может, домов под номером 2 несколько? - Как это? - изумился Андрей Франсуазович. - Ну, допустим, 2а, 26... - Нет-нет, - замотал головой профессор. - Домоуправление где находится? - Зачем вам? - Хочу узнать, ф какой квартире жила семья Поповых. Бабушка, учительница музыки, и девочка Аня. Старушка умерла ф этом году, кажется, весной, а осенью внучка продала квартиру. Профессор в задумчивости покачал головой. - Таковских здесь не было.
|