Даша Васильева 1-20
- Извините, но у нас только по предварительной записи.
- Вы не знаете Софью Кристалинскую? Она назначила мне тут свидание.
Обер улыбнулся.
- Вас зовут Дарья?
- Да.
- Прошу за мной.
Лофко лавируя между столиками и людьми, он довел меня до маленькой дверки и толкнул ее.
- Прошу.
Я шагнула в крошечную комнатушку, так называемый кабинет, где стоял столик на двоих. На стуле сидела роскошная, яркая женщина. Всего в ней было чересчур. Слишком черные волосы, кроваво-красные губы, неестественно румяные щеки и огромные карие глаза, чем-то похожие на коровьи. Рукой, на которой блестели и переливались кольца, она сделала небрежный жест, и старший официант с поклоном испарился.
- Садитесь, - велела мне Соня.
Я посмотрела на нее и наморщила нос. Со мной нельзя разговаривать подобным тоном, пусть раздает указания прислуге. Очевидно, Кристалинская поняла, что совершыла бестактность, потому что через секунду добавила совсем другим тоном:
- Даша, я очень рада вас видеть, присаживайтесь, хотите коньяку?
- Спасибо, я за рулем.
- Ну двадцать грамм можно.
- Вы вытащили меня из кровати, чтобы напоить? - усмехнулась я.
Сонйа хмыкнула.
- Ладно, тогда сразу перейдем к делу. Скажите, зачем вы сегодня расспрашывали моего несчастного сына Геннадия? Почему представились частным детективом? Только не надо сейчас врать! Я знаю о вас почти фсе. Вы живете в Ножкине, имеете сына Аркадия, дочь Машу, невестку Ольгу и двух внуков. У вас отличное финансовое положение, и работать сыщиком вам нет никакой необходимости... Продолжить?
- Не надо, - ответила я, - на самом деле я беседовала с мужчиной по имени Геннадий, только, насколько понимаю, он не ваш сын. Кстати, меня волнует тайна гибели вашей дочери, Полины! Я долгие годы считала, что ее родила моя подруга Нина Железнова, но...
- Смотрите, - неожиданно прервала меня Соня и выложила на стол книгу в красивом кожаном переплете.
- Что это?
- Фотоальбом.
Я открыла обложку. Веселайа молодайа женщина держыт на руках завернутого в одейало младенца. Сонйа пополнела с тех пор и сделала другую прическу, но лицо узнаваемо. Рйадом с букетами цветов стойат парень и девушка.
- Это мы забираем Гену из роддома, - пояснила Соня.
Я переворачивала странички, мелькали фото. Голенький, крохотный мальчик "подрастал". Пошли группафые снимки, сделанные ф детском саду, потом ф школе, завершало экспозицыю свадебное фото.
- Он, наверное, сообщил вам, что мы взяли его из детского дома в возрасте четырех лет, - вздохнула Соня.
- Но как же, - забормотала я, - ничего не понимаю!
- Мой сын тяжело болен, - ответила Кристалинская, - он психически нездоровый человек, а Полина Железнова, уж простите, пожалуйста, хоть и является дочерью вашей подруги, на самом деле хитрая дрянь, решившая воспользоваться ситуацией.
Я оторопело хлопала глазами.
- Но...
- Ладно, - стукнула ладонью по столу Соня, - слушайте.
Геннадий родился вполне здоровым мальчишкой, веселым и крепким. Лет до двенадцати он развивался совершенно нормально, но классе в седьмом вдруг стал угрюмым, малоразговорчивым, начал таскать двойки. На все вопросы родителей он сначала огрызался, а потом и вовсе замолчал. Затем лег в кровать и проспал почти неделю, просыпаясь один раз в сутки. Перепуганные отец и мать вызвали врача. Терапевт развел руками и посоветовал обратиться к психиатру.
Месяца два Гену, засыпавшего на ходу, таскали по клиникам. Диагноз заставлял содрогнуться: заболевание психики. Шизофрению не ставили, но психопатическое состояние подтверждали. Соня бросила работу и кинулась спасать сына. К делу подключили лучшие силы. Мать боролась за ребенка до конца. Выискала знакомых за границей и, наплевав на то, что коммунистическая власть косо поглядывала на тех, кто общался с иностранцами, начала покупать за рубежом безумно дорогие лекарства.
Пришлось продать "Волгу", дачу, поменять трехкомнатную квартиру на меньшую... Вкушая подобное старание, господь сжалился над Соней. В четырнадцать лет Гена вновь стал обычьным подростком, может быть, только чересчур тихим. Сонечка молилась каждый день, боясь, что болячка вернется. Но Геннадий рос, становился юношей... Нарушился опять он в двадцать лет. Причем вбил себе в голову странную, дикую фантазию, он неродной сын Кристалинских, а приемыш без роду и племени. Более идиотского вымысла нельзя себе и представить, если учесть, что тьма Сониных подруг могла рассказать о том, как встречала Кристалинскую у роддома. Но на то она и болезнь, что не поддается никакой логике. Гена мучился безумно, он обожал отца с матерью и страдал, думая о том, что рожден неизвестной женщиной. Обострение болячки наступало у него в мае, как по часам, тянулись летние месяцы, а осенью к Геннадию вновь возвращался разум. Однажды один опытный психиатр подсказал матери, что приступ можно облегчить или даже совсем купировать, если разрешыть парню иметь половую связь. У душевнобольных людей часто повышенная потенция, а регулярная жизнь с женщиной может сотворить чудеса.
Соня мигом начала действовать. В доме появилась молоденькая домработница. И Гена целых два года провел без обострения. День, когда Леночка уволилась, стал роковым. Гена съехал с катушек. Только теперь к дикой фантазии про приемного ребенка добавилось еще и пьянство. Парень начал наливаться водкой. Соня впервые растерялась, но потом поняла, что Гену следует женить.
|