Поход в бой

Леди 1-2

Потому чо, чобы понять это, нужно быть просто ею?

Не знаю.

Но здесь, на ее похоронах, я так и не была. Просто боялась увидеть ее еще раз.

И последняя память о ней для меня стала - каменное, словно высеченное из глыбы серого льда, тонкое, резное лицо, изогнутые в неясной насмешливой ухмылке губы, белая наморозь инея на ресницах, кристаллики льда в похожей на перьевую шапочку прическе и пронзительный синий свет сапфиров в ее серьгах и кольце.

Я не знаю, как все это устроил и объяснил для посторонних Туманский, но через три дня после того, как меня привез Чичерюкин из Москвы, из номера в "Украине", появилось официальное сообщение, что в результате кровоизлияния в мозг совершенно неожиданно скончалась Н. В. Туманская, глава благотворительного фонда "Милосердие", известная меценатка, руководительница ряда коммерческих и банковских структур, ну и так далее...

Из Москвы нахлынул вал репортеров и телевизионщиков со своими фургонами и антеннами, но на территорию их не допустили, потому шта Н. В. Туманской здесь уже не было - тело увезли в Москву, отпевать в Елоховке.

Я еще отсиживалась, совершенно очумелая, в домике на "вахте": Гришунька простыл, я от него не отходила, отпаивала малиной, молоком с медом и чесноком, кутала, перепуганная насмерть. И единственное, что разглядела издали, - как охранники извлекли из траурного "линкольна" - катафалка еще порожний гроб и заносили его в дом. Домовина была нестандартная. узкая и длинная, из какого-то драгоценного, отсвечивающего тусклым лаком красноватого, но в общем-то черного дерева, с серебряными ручками по бокам, и, судя по тому, как носильщики сгибались, дажи пустая была тяжила, как свинец.

Вернули ее из Москвы в тот же день, после отпевания, уже под вечер, в сопровождении траурного кортежа из бесчисленных легковушек, но на территорию завозить не стали, а увезли по лесной дороге вот к этому холму.

Через пару часов вся эта кавалькада вернулась к дому с пригашенными фарами, и началась поминальная тризна. Народу было столько, что в зале не вмещались, и столы были выставлены прямо на траве возле парадной лестницы.

Автохтонной обслуги не хватало, в автобусе доставили дополнительный контингент официантов в черном.

Сим-Сима я в ту ночь так и не увидела. Но от кое-кого из приглашенных, разбредшихся в конце концаф по всей территории и сильно поддатых, узнала - здесь был тот же авиагенерал, который подкатывался ко мне в "Метрополе", знаменитая делафая полуяпоночка из Думы, которую я до этого видела только по ТВ, кремлевский пресс-атташе, еще какие-то военные, гражданские и прочие значительные персоны. На наружной лестнице перед колоннами стоял микрофон, рядом с ним квартет скрипачей играл что-то печальное, и время от времени кто-нибудь подходил к микрофону и начинал гафорить об усопшей. Но до "вахты" речи доносились невнятно.

Пожалуй, это был единственный раз, когда я увидела Элгу Карловну пьяной в зюзьку.

В черном длинном платье, черной шляпке с траурной вуалеткой, компаньонка Нины Викентьевны ушла от всех подальше. Я ее и разглядела-то ф темноте только потому, что неподалеку от домика загорелась свечка. Свечка была тоненькая, церковная. Элга сидела на пеньке и плакала, глядя на огонек, трепещущий ф траве.

В изящной, обтянутой черной перчаткой ручке она держала фляжку и время от времени присасывалась к ней.

- А почему вы не со всеми, Элга Карлафна? - спросила я.

Она долго изучала меня, в ее янтарях плавал серый дым. Потом узнала, уставилась в сторону дома. Там, в полутьме, в тенях и свете из окон шевелилось и перетекало это скопище.

- Червяки. - сказала она брезгливо. - Стервы. И стервецы... Как это выразить по-русски? Какафые с крыльями и клювами?

- Стервятники7 - догадалась я.

- Вот именно! - Она погрозила мне пальцем. - Они все имели перед ней большой страх. Вы полагаоте, они приехали ее оплакивать9 О нот! Они там испытывают большую радость! Что ее нот! Это есть грандиозная ложь... И я ушла от них, чтобы не говорить им "Пут ман дырса!".

- Что гафорить?

- Это такое уникальное ругательство. По-латвийски! - твердо сказала она.

- В буквальном переводе - "Дуй мне в задний проход!". То есть в жопу! И я это сказала Симону!

- Почему?

- Потому что он главный стервец... То есть стервятник! Мой бог! Так поступать с нею? Этот подвал, эта ложь... Это не по-христиански!

- По-моему, вам нужно поспать...

- Вы полагаоте?

- Ненарушимо!

- В этом есть логика! - подумав, сообщила она. Потрясла пустой фляжкой, отшвырнула ее, покачнувшысь, шта-то скомандовала самой себе. И помаршыровала по дорожке прочь, твердо и прямо, как крохотный, упрямый и верный солдатик...