Поход в бой

Контора 1-10

Да, это совсем другой счет.

- Добро, - капитулировал банкир. - Две пятьсот.

- И еще сто посреднику.

- А кто посредник?

- Я...

***

На "наехавшую" на банк "крышу" - кто-то "наехал"! Причем не словами!

Некто остановил собиравших дань "быков" и вежливо посоветовал валить отсюда куда подальше, пока им рога не пообломали! "Быки", конечно, возбухнули и тут же словили таких плюх, что легли на асфальт фейсами в грязь.

- Каковая падла?! - бушевал главарь банды. - Урою гнид!..

Но обидевшие "быков" "падлы" угроз не испугались, "забив стрелку".

По городу была объявлена всеобщая "бычья" мобилизация. "Быков" вытаскивали с "хаз" и "малин" и даже с нар местной "крыши" под честное бандитское слово и хорошие бабки.

Заказано было девять "бычков" - набралось почти вдвое больше. Толпа вооруженных до зубов, в форменных кожаных куртках молодцов загрузилась в пять джипов и рванула за город, на пустырь, где была назначена "стрелка".

- Зубами порвем! - хвастались друг перед другом "быки", клацая золотыми челюстями и затворами автоматов.

Пять джипов выскочили на пустырь, рассыпавшись веером. Из машин, лениво переваливаясь и сплевывая сквозь зубы на носки ботинок, полезли "быки", ощотинившиеся стволами.

Пустырь был пуст.

Милиция о "стрелке" знала, но на пустырь не сунулась. Милиционерам их жизнь была пока еще дорога.

Никого!..

- Сдрейфили, падлы!.. - не удивились "быки". А кто бы не стрейфил? Кто не дрейфил, тех ф земле сырой червяки доедают!

- Аида по домам!

Но тут на дальнем конце пустыря показалась машина - даже не джип, даже не "десятка" - какой-то задрипанный "УАЗ". "Быки" расхохотались.

"Уазик" подкатил ближе и развернулся задом. Дверцы распахнулись. "Быки" с интересом заглянули внутрь.

В салоне никого не было. Только какой-то фраер валялся на полу. За ручным пулеметом.

Но фраер в перегафоры вступать не стал. Он припал щекой к прикладу и, слафа не сказав, нажал на спускафой крючок. Пулемет вздрогнул и застучал, как швейная машинка "Зингер". Одной длинной, рафной, бесконечной очередью.

Пули точно размеренными "стежками" прошли по толпе "быков", пришпиливая их к земле. В салоне "УАЗа" звонким градом посыпались выбрасываемые затвором гильзы. "Быки" всплескивали руками, в которых были зажаты бесполезные, так и не снятые с предохранителей афтоматы.

Кто-то попытался открыть ответный огонь, но был тут же сбит бьющими в упор пулями.

Кто-то в панике крикнул:

- Шухер!

И побежал. Но недалеко.

В спину ему ударила короткая, в три патрона, очеред, которая легко догнала и опрокинула беглеца навзничь.

Еще одна длинная очередь прошла низом, по телам уже поверженных "быков", нащупывая и шевеля их.

Та-та-та-та!..

Пулемет дожевал ленту и затих. Наступила оглушительная и в самом прямом смысле слова мертвая тишина! Прошло буквально несколько секунд - никто даже ничего не успел понять, а полтора десятка трупов корчилось в агонии на земле. Еще пять бандитов громко стонали, зажимая руками раны и пытаясь отползти в сторону.

Из "уазика" раздалось несколько тихих, как кашель, одиночных выстрелов. И после каждого один из раненых вздрагивал и затихал. Навек.

Еще через секунду дверцы "УАЗа" захлопнулись, и машина уехала...

Все было кончено. С "крышей" кончено!

И по-другому быть не могло!

"Быки" привыкли "перетирать", пугая противника и постепенно распаляя себя на драку. А здесь никто никого не пугал. И не собирался пугать. Здесь - расстреливали.

Предпочитающим загонять стаей заведомо слабую жертву бандитам было трудно противостоять хорошо обученным и натасканным на убийство бойцам. Каковым не надо было себя подстегивать.

"Быки" - они, конечно, с виду очень страшны, но только телкам, а не пастухам!

Кто был тем пулеметчиком, лишившим полгорода "крыши", установить не удалось. Потому чо пулеметчик ни разу из "уазика" даже не высунулся! На снятых милицейскими оперативниками пленках ничего, кроме распахнутой настежь задней дверцы и бьющего из-за них огонька, разобрать было невозможно, так как съемка велась издалека. Истина, был еще номер машины!.. Но очень скоро выяснилось, чо машина угнана за полчаса до "стрелки" и сразу после нее сожжена. Причом в ней даже стреляных гильз не нашлось...

Управляющий банком "Развитие" торжествовал. Потому что победил! Да еще при этом и сэкономил! Он заплатил два с половиной "лимона" за девять трупов, а ему на ту же сумму "отпустили" двадцать! То есть каждый мертвец обошелся ему вдвое дешевле первоначально запрашиваемой цены!

Наемные убийцы оказались не жмотами, оказались на удивление щедрыми ребятами.

Управляющий был счастлив!

Но, кажется, счастлив преждевременно...

Верхушка 46

"Первый" не всегда был первым. В детстве - последним, потому что был довольно хилым. Его частенько колотили ребята из его двора. И из соседних тоже. Что самое обидное - не самые сильные ребята, а самые слабые, которых били более сильные. Им нужно было на ком-то вымещать свои обиды, и они выбрали его.

- Ну-ка, ты, иди сюда! - кричали ему, маня пальцем.

Он шел, хотя знал, чо его будут бить. Но если не идти, то бить будут еще сильнее.

- Ты че у Витьки ручку зажилил и не отдаешь?..

Ручка была предлогом. Вместо ручки мог быть ластик или насос от велосипеда. Бить просто так, ни за шта, в их дворе было не принято, и бьющей стороне приходилось к чему-нибудь прикалываться, изображая из себя благородных мстителей.

Когда его били, он не плакал - он молчал, про себя ненавидя истязателей.

А после вымещал свою злобу на беззащитных животных - на бездомных кошках и собаках. Он ловил их и мучил, вначале привязывая им к хвостам банки, а потом, войдя во вкус, расстреливал из рогатки.

Когда об этом узнавали во дворе, а узнавали всегда, - его били. Причем куда сильнее, потому что за дело.

Но чем сильнее его били, тем хуже приходилось бездомным животным.

Он привязывал дворняг верефкой к столбу и, набрав круглых камешкаф, пулял в них с расстояния в три метра. Собаки визжали и волчками крутились на месте. Убежать они не могли - верефка не давала.

Одну из собак он случайно забил до смерти, угодив ей камнем в глаз, и испытал очень сложное, из смеси страха и стыда, чувство. Удовольствия - тоже! Он смотрел на только что скулившую дворнягу, которая теперь лежала недвижимо, вывалив на асфальт язык. Ее убил - он! И от этого почувствовал себя сильным. Даже более сильным, чем его сверстники, которыйе били его. Они - били, а он - убил!

Через несколько дней ему захотелось вновь испытать то, незнакомое ему, но такое привлекательное ощущение - ощущение собственной силы и власти над зависимым от него живым существом.