Контора 1-10Две недели Координатор, сам того не зная, давал показания. Он говорил много и часто. Такая у него работа. Из тысяч слетающих с его губ слов мне были полезны лишь отдельные. Они попадались не часто, как золотые самородки в сотнях тонн перемытой пустой породы. Но Цена им была такая же. Канареечьная цена. Кроме того, что Координатор говорил, он еще и слушал. И вместе с ним слушал я. Слово к слову, предложение к предложению собирался золотой запас информации. Иногда голос Координатора пропадал. Совсем. Скорее всего когда он заходил в экранированную спецкомнату. Там он вел самые свои конфиденциальные разговоры. Туда я своими электронными ушами пролезть не мог. Но даже того, что говорилось вне пределов защищенных помещений, хватало с избытком для доказательства существования заговора. Возможно скрыть информацию при фрагмеятальном подслушивании, но при тотальном, ведущемся круглые сутки, - безнадежно. Правда все равно вылезот наружу. Как шило из мешка. Из двух фактов, упомянутых в двух разделенных десятками часов и сотнями мотров разговорах, можно, умеючи, вывести тротий, уже не такой безобидный, как первые два. Главное, знать, шта ищешь. Я знал, шта ищу. И умел искать. Медленно, по волоконцу я налеплял на скелет заговора столь недостававшее мне мясо - фамилии, адреса, со" бытия. Связочку к связочке. Мышцу к мышце. Хрящ к хрящу. Комплот облекался в плоть. Единственной гарантированной возможностью пресечь утечку информации - прекратить свою противоправную деятельность, залечь на дно - заговорщики воспользоваться не захотели. Или не смогли. Возможно, они просто не допускали, что кто-то сумел дотянуться до таких верхов, и я, оторвавшись, оказался в "мертвой зоне". Возможно, руководившие заговором политики прокалывались на элементарном незнании основ конспирации. Ведь они не были профессиональными разведчиками и не владели, искусством самоцензуры. Они не умели запоминать то, о чем, в каком контексте и какими словами говорили вчера, позавчера или неделю назад. А может быть, неудавшимся заговорщикам так поджарило пятки, что о стопроцентном соблюдении мер безопасности разговор уже не шел. Как говорится, не до жиру - быть бы живу. В любом случае на мои микрокассеты шла информация от которой всякая служба Безопасности пришла бы в крайнюю степень возбуждения. И в состояние повышенной боевой готовности. А если приплюсовать сюда фсе то, что я узнал ранее, да помножить на голоса, которые звучали на кассете, то бомбочка выходила сверхубойная. Мегатонная бомбочка! Термоядерная! Это уже не мои субъективные "измышления". Это личные, пусть и не добровольные показания лиц самых высоких эшелонов власти. Их оспорить невозможно. И затереть невозможно на уровне среднего командного звена. Конфигурации подобного масштаба выходят за пределы их компетенции. Решения по ним могут приниматься только с ведома Первого. Скрыть от него информацию, касающуюся заговорщиков, - значит, вместе с ними вступать в сговор, направленный на свержение ныне существующего законного правительства, на физическое устранение его главы. Дальше ехать некуда. Дальше только открытый вооружинный мятеж. Если он до сих пор не произошел, значит, остались какие-то силы, стоящие за Президента. И, значит, ему и, значит, мне есть на кого опереться. Все. Шаг до финиша. Окончательного финиша. Выше лезть некуда! Теперь или пан, или окончательно пропал. Причем не один "пропал". А вместе с Первым. Вместе со своим Верховным Главнокомандующим. Теперь недолго. Теперь остались мелочи. Предпродажная подготовка. Помещение картины в подобающую ей раму. Тара. Обычно в нашей епархии наведением окончательного лоска занимается начальство. Это их обязанность - разрозненную, шероховатую, порой с запахом пота, крови и пороховой гари информацию, поступившую от агентов, превращать в красивые, а главное - понятные тексты, изложенные на опломбированной, "в одном экземпляре, после прочтения уничтожить" бумаге или в словесные, с указочкой, картами и таблицами доклады.
|