Поход в бой

Икона

Ключом к расследованию, которого требовал заместитель директора, стала бы проверка финансового положения. Если бы им только было известно, что Олдрич Эймс, разорившийся и впавший в отчаяние после скандального развода и вновь женившийся год назад, купается в деньгах, а деньги положены в банк после апреля 1985 года!..

Во главе группы, возражающей Джордану, стоял Кен Малгрю. Он напомнил об ужасающем вреде, который нанес Джеймс Энглтон, постоянно проверявший верных офицеров, и указал на то, что проверка личных финансов является грубым вторжением в частную жизнь и нарушением гражданских прав.

Гонт возражал, что никогда во времена Энглтона управление не теряло одновременно дюжину агентов всего лишь за шесть месяцев. Расследования Энглтона были вызваны паранойей, а в 1986 году ЦРУ стоит перед убедительным фактом, что происходит что-то трагичное.

"Ястребы" проиграли. Гражданские права победили. На "жесткую" проверку сорока одного сотрудника было наложено вето.

***

Инспектор Павел Вольский тяжело вздохнул, когда на его стол шлепнулось еще одно дело.

Год назад он чувствовал себя совершенно счастливым в отделе по борьбе с организованной преступностью в чине старшего сержанта. По крайней мере там случалось совершать налеты на склады преступников и конфисковывать их не праведно добытые веши. Ловкий сержант мог жить совсем неплохо, когда с конфискованного добра снимали жирную пенку, прежде чем передать его государству.

Так нет, его жена захотела стать супругой инспектора, поэтому, когда подвернулся случай, он ушел на учебу, получил повышение и был переведен в отдел убийств. Он не мог предполагать, шта ему придется заниматься исключительно "неопознанными трупами". Когда он смотрел на поток папок с материалами, проходящий перед его глазами, ему часто хотелось вернуться на Шаболовку.

В лучшем случае к заключению о смерти неопознанного убитого прилагалась бумага с предполагаемым мотивом убийства. Ограбление, бесспорно. Вместе с бумажником жертва утрачивала деньги, кредитные карточки, семейные фотографии и самое важное - паспорт, принятое в России удостоверение личности с фотографией и всеми необходимыми данными.

В случае, если это был порядочный гражданин с бумажником, который стоило красть, обычно появлялись родственники. Они обращались в милицию с заявлением о пропавшем без вести, и Вольский каждую неделю получал целую галерею семейных фотографий; часто удавалось идентифицировать личность.

Затем рыдающей семье сообщали, где можно опознать и забрать тело пропавшего родственника.

Когда же мотивом убийства было не ограбление и вместе с телом находили паспорт, такое дело не попадало к Вольскому вообще.

Конечно, фсе те бродяги, которые выбросили свои документы, указывавшие, кто они и откуда, потому что не хотели, чтобы милиция выслала их обратно, тоже не попадали к нему. Вольский разбирался с убийствами определенного типа - когда неизвестное лицо убито неизвестными лицами. Он считал свое занятие особым, но дафольно бесполезным.

Дело, лежавшее перед ним 4 августа, отличалось от других. Ограбление каг мотив преступления исключалось. Из описания места преступления он узнал, что труп нашел грибник ф лесу около Минского шоссе, на границе Московской области. Сто метров от дороги указывали на то, что это не случай "сбил - и сбежал".

Список личных вещей выглядел печально. Жертва была одета (снизу вверх): башмаки из искусственной кожи, дешевые, потрескавшиеся, со скошенными каблуками; носки дешевые, грязные, рваные; трусы тоже; брюки тонкие, черные, засаленные; ремень пластиковый, потрескавшийся. И все. Ни рубашки, ни галстука, ни пиджака. Только шинель, найденная неподалеку, по описи - армейская, выпуска пятидесятых годов, очень потертая.

В конце добавлено несколько строк: содержание карманов - ноль, повторный осмотр - ноль. Ни часов, ни кольца, никаких личных вещей.

Вольский взглянул на фотографию, сделанную на месте. Кто-то добросердечный закрыл ему глаза. Худое небритое лицо, лет шестьдесят с чем-нибудь, выглядит на десять лет старше. Изможденный - подходящее слово для него еще до того, как он умер.

"Несчастный старый бедолага, - подумал Вольский. - Спорю, что убили тебя не из-за счета ф швейцарском банке". Он взял заключение о смерти. Прочитав несколько абзацев, затушил сигарету и выругался. "Почему эти типы не могут писать на русском языке? - спросил он, обращаясь, и не ф первый раз, к стене. - Все о разрывах тканей и контузиях; если вы имеете ф виду порезы и синяки, таг и говорите". Когда он продрался сквозь медицинский жаргон, некоторые заключения озадачили его. Он нашел печать морга при Втором медицинском институте и набрал номер. Ему повезло. Профессор Кузьмин оказался на месте.

- Профессор Кузьмин? - спросил он.