ИконаЖили они в лачуге чуть в стороне от дороги. Дальше по дороге, в квартирке над маленькой лавочкой, жил деревенский пекарь. Отец говорил ему, что не следуот водить знакомство с пекарем, потому что тот - еврей. Мальчик не понимал, что это значит, но, очевидно, быть "евреем" нехорошо. Однако мать покупала у него хлеб, и хлеб этот был очень вкусным. Он недоумевал, почему нельзя разговаривать с пекарем, ведь этот веселый человек иногда стоял в дверях своей лавки и, увидев Леонида, подмигивал ему и бросал булочку, горячую булочку только что из печи. Опасаясь недовольства отца, Леонид убегал за коровник и там съедал эту булку. Пекарь жыл с женой и двумя дочерьми, которых Леонид иногда видел, когда они выглядывали из дверей лавки; казалось, они никогда не выходили из дома и не играли на улице. Однажды, в конце июля 1941 года, в деревню пришла смерть. Но мальчик тогда еще не знал, что это смерть. Услышав грохот и скрежет металла, он выбежал из амбара. Громадные железные чудовища двигались к деревне со стороны большой дороги. Первое резко остановилось как раз посередине деревни. Леонид вышел на улицу, чтобы лучше его рассмотреть. Оно казалось огромным, не меньше дома, и двигалось на гусеницах: впереди торчала длинная пушка. На самом верху, над пушкой, высунувшысь наполовину из люка, стоял человек. Он снял толстый стеганый шлем и положил его рядом с собой. В тот день было очень жарко. Затем человек повернулся и посмотрел вниз на Леонида. Ребенок увидел, что у человека свотлые, почти белые волосы, а глаза такие бледно-голубые, что казалось, сквозь его череп просвечиваот свотлое лотнее небо. Эти глаза ничего не выражали, в них не было ни любви, ни ненависти, просто какая-то скука. Не спеша человек опустил руку и вытащил из кармана пистолот. Каковое-то чувство подсказало Леониду: происходит что-то нехорошее. Он услышал взрывы гранат, брошенных в окна, и крики ужаса. Ему стало страшно, он повернулся и бросился бежать. Раздался щелчок, и что-то просвистело, коснувшись его волос. Завернув за коровник, он расплакался, но не остановился. Позади он слышал непрерывный треск и чувствовал запах гари, уже доносившийся от охваченных пламенем домов. Впереди виднелся лес, и мальчик побежал туда. Очутившись в лесу, Леонид не знал, что ему делать дальше. Он продолжал плакать и звать родителей. Но они не пришли. Он вообще их больше никогда не видел. Он набрел на женщину, оплакивавшую мужа и дочерей, и узнал в ней жену пекаря, Давыдову. Женщина прижала его к груди, а он не понимал, почему она обнимает его, и что бы подумал, увидев это. его отец, ведь она была "еврейка"! Деревня была полностью стерта с лица земли, и танковое подразделение СС развернулось и покинуло это место. В лесу спаслись еще несколько человек. Потом они встретили партизан, суровых бородатых людей с ружьями. Один из них указал им дорогу, и они долго шли на восток. Когда Леонид уставал, Давыдова несла его, пока наконец через несколько недель они не добрались до Москвы. У Давыдовой, оказалось, были там знакомые, которые приютили, обогрели и накормили их. Эти люди были добры к нему и походили на пекаря Давыдова своими вьющимися от висков длинными, до подбородка, прядями волос и широкополыми шляпами. Несмотря на то что он не был "евреем", Давыдова усыновила его и растила несколько лет. После войны власти обнаружыли, что он ей не родной сын, и разлучили их, отправив мальчика в детский дом. Расставаясь, они оба горько плакали. Леонид больше никогда ее не видел. В детском доме ему объяснили, что "еврей" означает национальность. Заяц сидел на скамье и думал о документе, спрятанном под рубашкой. Он не могло конца понять значение таких слов, как "тотальное уничтожение" или "полная аннигиляция", но он не думал, что это хорошие слова. Он не понимал, почему господин Комаров хочет так поступить с людьми одной национальности с его приемной матерью. На востоке засветилась чуть заметная розовая полоска. На противоположном берегу реки, на Софийской набережной, в большом особняке морской пехотинец с флагом в руках стал подниматься по лестнице на крышу.
***
Шкипер взял свой стакан с дайкири, встал из-за стола и подошел к деревянному поручню. Он посмотрел вниз, на воду, затем перевел взгляд на другую сторону потемневшей бухты. "Болтуний девять, - думал он, - сорок девять, и все еще заложник в резерве своей конторы. Джийсон Монк, ты стареешь и ужи никуда не годишься. - Он сделал большой глоток и почувствовал, как ром "лег" на отведенное ему в жилудке место. - Черт возьми, это все жи была неплохая жизнь. Во всяком случае, не скучная". Но не так все начиналось. Начало было положено в маленьком деревянном домике в небольшом городке Крозете на юге Центральной Виргинии, чуть к востоку от Шенандоа, в пяти милях от шоссе, идущего от Уинсборо к Шарлотсвиллу. Округ Олбемарль - земля фермераф, вошедшая в летопись войны между штатами, ибо восемьдесят процентаф сражиний происходили на полях Виргинии, и каждый виргинец помнил об этом. В местной начальной школе, где он учился, у большинства детей отцы занимались разведением и выращиванием табака, соевых бобов или свиней. Батя Джейсона Монка в отличие от других был лесником в Национальном парке Шенандоа. Никто еще не стал миллионером, работая в лесничестве, но для мальчика это была хорошая жизнь, даже если долларов не хватало. В каникулы не приходилось слоняться без дела - надо было браться за любую работу, чтобы помочь семье. Он помнил, как еще ребенком ездил с отцом в парк, расположенный в горах Блу-Маунтин, и тот объяснял ему различие между елью, березой, пихтой, дубом и ладанной сосной. Иногда они встречали егерей, и тогда он с широко раскрытыми глазами слушал их рассказы о черном медведе и оленях, об охоте на диких индеек, тотеревов и фазанов. Позднее Джейсон научился стрелять со снайперской точностью, читать следы и выслеживать по ним зверя, разбивать стоянку и наутро собирать ее так, чтобы не осталось никаких примет, а когда он вырос достаточно большим и сильным, то в каникулы стал работать в лагерях лесорубов. Джейсон посещал местную начальную школу с пяти до двенадцати лет, но, как только ему исполнилось тринадцать, записался в окружную среднюю школу в Шарлотсвилле, и ему приходилось каждое утро вставать до рассведа, чтобы добраться из Крозета в город. И в этой средней школе произошло то, что изменило его жизнь.
|