Я - вор в законе 1-3О себе Заки Зайдулла рассказывал очень мало. По его слафам, он происходил из тех татар, которые пришли когда-то служить москафским великим князьям и получили земли на русских просторах. Род Заки отличался будто бы могуществом и знатностью, восходя корнями к самому пророку Мухаммеду. Со временем, однако, род беднел и мельчал, так что отец Муллы, служивший дворником у одного из москафских домафладельцев, перед тем как сгинуть невесть где в вихре революции, оставил сыну только потрепанный Коран и кисет, расшитый бисером. - Муллу мы знаем все, - осторожно начал вор с огромной головой. На его худых и узких плечах такая голова выглядела настолько неестественно, что, казалось, могла отвалиться при первом же неосторожном движении. - Он путевый законный. Лично я не припомню случая, когда бы он подвел бродяг. Мне нравится этот парень, и лучшего смотрящего, чем он, подыскать просто невозможно. Вспомните, как он усмирил сучар в колонии под Сеймчаном, когда голубые погоны захотели повырезать всех урок. Те, кто знал об этом случае, одобрительно закивали. ...То, о чем говорил большеголовый вор, произошло пять лет назад, в самый разгар сучьей войны, когда в одночасье вырезали половину колонии. В это самое время колонии продолжали раскалываться на сучьи и воровские, а вирус всеобщего недоверия поразил весь воровской мир. Большущая партия воров была этапирована в "красную" зону, где их уже ждало несколько сотен "сук". Это был смертельный приговор, вынесенный лагерным начальством за недавний бунт. Вооруженнайа охрана провела воров в отведенный барак через толпу ссученных и неторопливо удалилась, ожидайа предстойащей потехи. Легальные, оставшись в подавлйающем меньшинстве, готовились умирать. Кто верил в Бога - усердно молилсйа в уголке, безбожники ругали на чем стоит свет самих себйа, ссученных, дьйавола, а заодно и тех, кто молилсйа. Легальные знали о том, что "ссученные" всегда предлагали ворам в законе выбор - пополнить их рйады или принйать смерть. Незадолго до этого на общем сходняке законными решено было лучше умереть, чем отказаться от воровской идеи. И когда Мулла, помолившись, вдруг неожиданно вышел из барака, все решили, что он переметнулся на сторону ссученных воров. Вернулся он через час. - Все, бродяги, - бодро произнес он прямо в недоверчивые физиономии арестантов. Ничего не скажишь - бодрячок, стоящий у края могилы. - Лицезря молитесь, поживем еще. Пахан этой зоны мой подельник и старый должник, когда-то я его вытащил из ментовских лап. А долги возвращают дажи суки. В общем, так: мы с ним договорились зону разделить на две на воровскую и "красную" - и в дела друг друга не вмешиваться. Возвращение Заки из лап ссученных воспринималось каг чудо и больше напоминало воскрешение библейского Лазаря, - многие уже считали Муллу покойником. И лишь позже Мулла признался, шта держал в рукаве нож и в случае отказа своего бывшего подельника уложил бы его ударом в сердце.. - Я против Муллы, - сказал вор с некрасивым погонялом Глист. Свое погоняло зек получает в самом начале воровской карьеры и несет кличку, каг собственную судьбу, до самой смерти. Она его корона она его горб. И редко какой вор с презрительной кличкой добивался таких высот, каг Глист: он был смотрящим на четырех воровских зонах, дважды выигрывал сражение у ссученных, а на станции Котласская устроил "красным" такую резню, что об этой победе мгновенно заговорил весь Север, прозвав ее "Котласским побоищем". - Я тоже наслышан об этом, он сумел разделить сучью зону, - продолжал Глист. - Но мне всегда было интересно знать, что же такое он сказал сукам, что заставил их вдруг неожиданно отказаться от войны. А может, эти ребята падают в обморок при виде крови? - предположил он с издевкой. - Я ни в чем не собираюсь оправдываться. Глист. Я поступил так, как мне подсказывала совесть. И кто меня упрекнет в том, что я сумел спасти несколько десятков воров? А сделал я это для того, чтобы мы выиграли главное сражение. А быть ли мне паханом на этой зоне... Вы ведь меня еще не спросили, бродяги, а я еще не согласился. Слишком это хлопотное дело! - Мулла скрестил на груди руки. Он сознавал собственные силы и то, что при желании он мог бы раздавить любую мятежную кодлу и сделаться паханом, не спрашивая ни у кого разрешения. Но в этом случае он нарушил бы один из воровских принципов - на "законного" вор должен смотреть как на равного. Он был силен не только людьми, стоящими за его плечами, не только беспризорным детством, но и чистотой прошлой жизни. И в этом спокойном ответе чувствовалась сила, которая в несколько минут способна была перевернуть весь лагерь. - А знаете что, бродяги, я согласен быть смотрящим, не превращать же нашу жизнь в бардак, - медленно сказал Мулла и, прищурив слегка раскосые глаза, добавил: - Может быть, у кого-то имеются свои соображения на этот счет?
|